– Эта мысль никогда не увлекала тебя?
– Никогда.
– Почему?
– Кто знает, игемон – родился таким.
– Но тогда что вообще тебе надо от жизни?
Арестант рассмеялся.
– А ты сам знаешь ответ на этот вопрос, игемон? Только не говори, что цель твоей жизни – величие и процветание Рима. Не поверю!
– Ну ты и наглец! – без малейшего гнева заметил наместник. – Но ты прав, мало кто знает этот ответ.
– Тогда зачем спрашивать?
– Чтобы понять тебя, Иуда. Разговаривать с тобой не просто, но, клянусь богами, у меня давно не было такого собеседника.
– Но это же допрос, а я – арестант, обвиняемый в преступлениях против Рима. Меня привели сюда, чтобы ты вынес мне приговор, а не разгадывал мои тайны.
– Не тебе напоминать о моих обязанностях!
– О! Прости, игемон. Жду твоих приказаний! – Иуда иронически поклонился.
– Прекрати! Ты снова забываешься! Кстати, кто были те двое, от которых ты спас торговца?
– Этого не стоило спрашивать, игемон. Неужели ты думал, я отвечу?
– Почему нет? Ведь это были зелоты. А ты больше не с ними.
– Это не значит, что я стану доносить на них.
– Благородно! Но глупо. Думаю, они не столь щепетильны. Наверняка считают тебя предателем и убьют без жалости.
– Вот это уже мое дело, игемон.
– Хорошо, оставим это. Скажи, что бы ты делал дальше, если бы не попался?
– Бог знает. Я давно не загадываю, что будет завтра.
– И как ты живешь?
– Разнообразно, игемон. Главное, чтоб вечером мне не было стыдно за прожитый день.
Пилат снова впился взглядом в лицо Иуды. «Хоть записывай за ним…» – усмехнулся он про себя.
– Ладно… – наместник выдержал паузу. – А почему ты не вернешься домой? Ты мог это сделать, когда ушел от зелотов.
– Нет, не мог. Мне нечего там делать.
– Однако твои родные живы?
– Да. По крайней мере, год назад у них все было хорошо. Что случилось с тех пор – не знаю.
– Значит, ты не хочешь, чтобы им стала известна твоя судьба?
– Нет, игемон. Единственное, о чем я прошу, если, конечно, могу просить о чем-то, не трогайте мою семью. Они не имеют никакого отношения к моим делам.
Пилат не ответил. Несколько секунд он пристально смотрел на арестанта, затем хлопнул в ладоши. Появился раб-нубиец.
– Афрания ко мне.
Нубиец убежал. Повисла пауза. Проводив глазами раба, Иуда вопросительно взглянул на римлянина и, не получив ответа, засмеялся.
– Чему ты смеешься?
– Да так, собственным мыслям, игемон.
– Что же в них такого веселого?
– Я просто подумал, видя ежедневно таких, как вот этот раб, вы действительно могли решить, что призваны управлять миром.
– Я не понимаю.
– Разве можно так явно трепетать перед господином! Не думаю, чтобы ты был особенно жесток с рабами, игемон. А ведь он боится тебя, как огня!