Рьяным и азартным читателем газет я стал с 1924 года…
Один из моих постоянных снов: пестрые, заманчиво-обильные газетно-журнальные киоски 20-х годов. Когда в отрочестве я поселился с семьей в Москве, именно эти киоски — не кондитерские, не даже витрины кинематографов (потом и для них пришло время) — были моим вожделением, завистью, радостью в те годы, и в дальнейшие годы, и долго, долго потом. Киоски тогда представляли собой большие деревянные шкафы, запиравшиеся на ночь. Киоскер сидел рядом со шкафом, а на распахнутых дверцах, на шнурках, защипленные прижимками, как белье для просушки, висели красочные журналы, дразня, соблазняя, притягивая меня, заколдовывая. Они были не за стеклом, а тут же. Можно было перелистать номер, не снимая его с защипки. Или память преображает и преувеличивает, но мне кажется, что журналов было больше. Или их меньше покупали, и они дольше пребывали в киосках. «Огонек», не красочный, а тускло-зеленоватый, красочные «Красная нива», «Прожектор», «Экран», ленинградская «Красная панорама», тоже еще бескрасочный коричневатый «Советский экран», театральные еженедельники «Новый зритель» и «Современный театр», «Хочу все знать» (вроде современной «Науки и жизни»), «Мир приключений» (ежемесячник, почти «толстый»). И еще разные, всякие, несть им числа. Все свои мизерные карманные деньги я тратил не на мороженое и даже не на сбитые сливки в вафельных трубочках, а на журналы… Однажды у этого киоска я увидел хорошо одетого человека в шляпе, с напудренным, как у клоуна, лицом. Мой двоюродный брат, московский студент Анатолий, толкнул меня локтем. «Сергей Есенин», — сказал он с восторгом. Мне было 12 лет, и я еще не очень хорошо знал, кто такой Есенин, но скоро узнал. Месяца через полтора погиб Сергей Есенин. Тогда, у киоска, он купил какой-то журнал и отошел. Он был один. А тут… в середине теплого и сумрачного зимнего дня, возвращаясь пешком домой по Мясницкой, невдалеке от Красных ворот я встретил не слишком большую процессию. Люди в шубах, без шапок несли красноватый деревянный гроб. Низкое облачное небо, ранние зимние сумерки, молчаливое медленное шествие от Ленинградского вокзала куда-то к центру. Что это несут Есенина, я догадался сразу. Сняв шапку (все встречавшиеся прохожие снимали шапки), я постоял на углу Козловского переулка, пока процессия не миновала… На другой день я отправился в Дом печати.
22 мая 1935
«Успех» — очень умная и мастерски «сделанная» книга, ультрасовременная по своим композиционным приемам, но несколько тяжеловесная и лишенная той прелести «непосредственности», которая свойственна подлинно великим романам Толстого, Гамсуна или рассказам современного американского писателя Эрнеста Хемингуэя. «Смерть после полудня» — лучшее, что я прочитал в конце прошлого года. Это ближе к Т. Манну с той лишь разницей, что Фейхтвангер в хорошем смысле «газетнее» Манна, то есть живее, историчнее, современнее. Но это не поэт, а мыслитель. Все слишком обдумано и построено. Два года назад я был бы в восторге, а теперь меня тянет к искусству более непредвзятому, более эскизному, может быть, более «импрессионистическому». Все очень тонко и умно, но роман не захватывает. Им не зачитаешься, бросив все дела, как я зачитывался Гамсуном, Достоевским.