4 июля 1958
Выбившись из рабочего состояния, взял почему-то «Гекльберри Финна» и зачитался. Превосходно! И ничто в ней не потускнело (то есть в книге). Вот образец, как можно вести повествование от «я», и это «я» все же голос персонажа, а не автора. Все освещено личностью Гека, а умный автор чувствуется все время. Благородная, бессмертная книга! Это — лучшее из того, что писал Марк Твен.
7 ноября 1958
Последние дни почему-то взялся перечитывать сначала мемуарную литературу о Чехове, а потом и его переписку. В последний раз я читал тома писем на Круглице в 1953 году, кажется… Все-таки в характере Чехова есть многое неразгаданное. Он еще сложнее, чем кажется. И мне хочется найти сердцевину этой души. Ближе всего к истине из биографов старик А. Дерман, по-моему.
1959
Прочитал наконец знаменитые «Ключи счастья» Вербицкой. В этом романе много живых реалий, признаков времени, цитат из нашумевших книг и прочее, и этот сор эпохи — лучшее, что есть в нем. Сюжет условен, мелодраматичен и неинтересен, но все же дух начала девятисотых годов встает из книги, как из талантливых мемуаров. На черном книжном рынке Вербицкая стоит бешеные деньги, а в истории литературы ее нет, как будто она была призраком. Она умерла в конце двадцатых годов, пережив свою славу, но Луначарский, например, считал ее настоящим писателем и хорошо о ней отзывался. О любом маленьком «знаньевце» пишутся работы, а Вербицкая забыта. Это все же несправедливо.
Перечитываю Шиллера, и в первую очередь то, что меньше знаю и хуже помню. «Валленштейн» великолепен. Замысел «Дмитрия» очень интересен. Искренний самозванец, только потом узнающий о своем обмане, который одновременно и самообман, — прекраснейшая и богатейшая трагическая коллизия. А сюжет «Ивиковых журавлей» просто удивителен. Это образцовая схема того «высокого детектива», которым не погнушался бы и Достоевский.
1960
Прочел чудесную книгу жены знаменитого итальянского физика Э. Ферми — его биографию «Атомы у нас дома». Это интереснее всякого романа!
Прочел умнейшую и содержательнейшую книгу Винера «Кибернетика и общество». Бездна идей! Просто золотые россыпи какие-то!
Для М. Цветаевой вспоминать о других — это значит рассказывать о себе. Расположив ее мемуарные очерки в определенном хронологическом (вдоль ее жизни) порядке, можно получить довольно подробную и связную автобиографию. Пробелы, конечно, есть, но разве нет их в классических жизнеописаниях? Пожалуй, нет другого такого русского поэта, так хорошо рассказавшего о самом себе. А если к этому прибавить еще письма ее и некоторые воспоминания близких людей, то целое ее жизни будет почти исчерпывающим. Можно только позавидовать ее будущим биографам.