И от бога — от домашнего, бородатого бога, с которым было прожито четырнадцать лет, — он отказался легко, без всяких душевных потрясений. Не было ничего особенного, выходящего из ряда обыденности — просто он решил, что бог не существует.
— Его нет, — сказал он, как сказал бы о вышедшем из комнаты человеке.
Ему приходилось видеть страшные вещи, а он был всего только мальчик. Ночью в город пришли казаки и до рассвета убили триста человек. Утром он вышел с ведрами за водой и увидел на телеграфном столбе расслабленные фигуры повешенных — верный признак, что в городе сменились власти. Когда белые ушли, мертвецов свозили на пожарный двор и складывали на землю рядами. Вместе с другими Безайс ходил на субботник укладывать их по двое в большие ящики и заколачивать крышки гвоздями. Сначала ему было не по себе среди покойников, но потом он оправился.
— Ничего особенного, — решил он».
Припомним отрывок из автобиографии Кина: «В город пришли казаки и искрошили 300 человек наших». В романе повторяется точная цифра, молодой писатель не хотел и не искал гипербол: он был точен, и сама эта точность и лаконизм повествования придают тексту особую выразительность и силу. Виктор Кин описывает Борисоглебск тех лет, не давая городу никакого названия, — просто небольшой уездный русский город, — описывает с абсолютной достоверностью свидетеля и участника событий.
«Красные убивали белых, белые — красных, и все это было необычайно просто. Люди уходили ловить рыбу, а с реки их приносили мертвыми и под музыку хоронили на площади». Кин не называет год, но мы определяем его с неопровержимой уверенностью. И опять вспоминаем фельетон Кина: «Восемнадцатый — год декретов, митингов, продразверстки и казацких налетов. Он построил первые арки на базарных площадях и выкопал первые братские могилы против уисполкомов».
А вот еще одно, почти дословное совпадение: «Власти приходили и уходили, оставляя на заборах приказы и воззвания, переименовывали улицы, строили арки» (роман). «Он (восемнадцатый год) построил первые арки на базарных площадях. Он назвал Дворянскую улицу Ленинской» (фельетон в «Комсомольской правде»). При тщательном текстологическом анализе нетрудно доказать правильность уже высказанной ранее мысли: лирико-романтические фельетоны Кина периода 1925 и, особенно, 1926 года мы вправе считать как бы эскизами к будущему роману.
«Все люди мечтают» называется эта глава, очень важная для романа «По ту сторону», хотя в ней меньше динамизма, чем во многих других главах, она менее сюжетна и, быть может, написана в более замедленном ритме. Но она имеет принципиально необходимый для писателя-коммуниста смысл. Это, я бы сказал, предыстория Безайса и людей его типа, это время, когда «жизнь обнажилась до самых корней и стала удивительно ясной. Остались только самые необходимые, основные слова». Характерный для Виктора Кина сплав романтики и мягкого юмора звучит в почти шутливо написанном — в самой этой шутливости — целомудрие писателя, принципиального противника всякой риторики, — абзаце: