Вон он, этот цветок, в питьевой кружке, корешки присыпаны землёй. Пришлось пожертвовать посудиной, иначе обратно не донести. Тонкие, словно бы из фольги вырезанные чудесными ножницами, лепестки,изящные листья… Εсли удастся укоренить, будет радовать до середины зимы. Зеркальный колокольчик, в просторечии – зеркальник, символ стихии Земли, полумагическое растение, по поверьям приносит удачу…
Но забыть всколыхнувшийся в душе страх за непутёвого парня, едва не свернувшего себе шею, оказалось непросто. Красота верхнего озера не спасала. Камни прогрелись за день недостаточно, пили теперь из тела тепло, как вампиры пьют кровь. Воздух горчил полынью. И сердце трепыхалось, проколотое насквозь злой иглой.
– Прости, – ещё раз повторил Гральнч. – Но невозможно было удержаться! Ты такая потешная, когда злишься…
Хрийз стиснула зубы. Что с ним, с дураком, сделать, как дoставить в его тупой… – вспомнилась вдруг Хафиза Малкинична и слово «мозг» легко и естественно заменилось на «межушный ганглий»! – простую истину: есть вещи, с которыми не шутят.
– Не буду злиться! – заявила она зло.
– Помнишь, как мы в первый раз познакомились?
– Ты меня напугал тогда до полусмерти, – мрачно сообщила Хрийз. - Когда из бассейна высунулся.
– А я про трамвайную конечную. «Белую поляну»… Помнишь?
– Не сворачивай в лес, - сердитo сказала она. - сГрай, дурак, не шути ты так больше! У меня сердце остановилось, а тебе всё хохотарики. Потешная, когда злюсь! Как смешно, ха-ха! Расплескал бы ты мозги по камням, было бы еще смешнее.
Воображение живо нарисовало картину маслом: одна дурная голова, разбившаяся насмерть. Невыносимо! Хрийз отвернулась, кляня себя за проклятую влагу под веками.
Гральнч коснулся её плеча. Она отдёрнулась. Не хотела его видеть, слышать, ощущать. Дурак! Набитый.
– Ты плачешь, ша доми, - тихо сказал он, бережно удерживая её руки. – Не надо… я не стою этого… не плачь…
Хрийз молча закрыла глаза. Он бережно, едва прикасаясь губами, снял слезинки с её щёк. Каждое прикосновение обжигало невесомой нежностью рождая не меньшую нежность в ответ. Хрийз не выдержала, сама положила голову ему на грудь, обняла, пробурчала сердито:
– Не делай так больше.
– Не буду.
– Никогда не шути так.
– Никогда не буду…
Они долго сидели, обнявшись. Молчали. Злость и обида уходили, бледнели,истаивали в тихом холодном воздухе. Солнце валилось за горизонт, заливая мир зеленовато-ало-медовым сиянием. Небо, прочёркнутое строчками когтеобразных облаков, опустилось ещё ниже, чем было. Протяни руку,и окунёшься в холодный закатный огонь…