Мама убитого подростка больше не могла говорить, она окончательно потеряла самообладание.
– Расскажите, может быть, был кто-то из его круга общения, кто у вас вызывал подозрения или чувство неприязни. Может, он общался с людьми старшего возраста, вашего, например?
Дальше продолжил отец:
– Мы точно сказать не можем. Точнее, если бы вы раньше спросили, то мы бы ответили «нет», но сейчас… Если брать взрослых людей, то учителя и тренер. А из друзей, ну, я знал Олега Соколова и… И Андрея Белкина, – отец глубоко вздохнул и неожиданно для всех начал плакать навзрыд, при этом говоря что-то невнятное. – Я не знал… Нет, я знал, но я же не знал, что так всё получится. Да если бы я знал, если бы только мог предположить, что вот так всё выйдет… Я бы простил… Да что тут такого, я сейчас понимаю: нет ничего страшнее в жизни, чем смерть единственного сына, всё пустяк в жизни, всё можно пережить, преодолеть, понять… Но разве я знал, что так всё выйдет? Разве я знал? – мужчина, сдерживая слёзы, перевёл дыхание. – Это я во всём виноват. Я, – отец протянул свои руки к Зобову. – Вот! Вот! Арестовывайте меня, давайте, – его голос переходил на крик, перемешанный с гневом.
При первых допросах родственники убитых людей делятся на три типа: первый – гневно кричащие люди, требующие принести голову убийцы сейчас же, и если эта голова не находится в данный момент в портфеле полицейского, то они начинают кидаться различными угрозами в адрес продажных, по их мнению, следователей; второй – начинают винить себя, рыдать, умолять арестовать их, виня себя в случившемся; и третий тип – замыкающиеся в себе люди или просто отъявленные мерзавцы, которые говорят, что жертва во всём виновата и убитый сам заслужил смерть. Конечно, у всех этих групп существуют свои отклонения или дополнения, но зачастую всё происходит именно по этим сценариям.
Отец мальчика принадлежал ко второй группе. Оставалось только выяснить, правда ли он в чём-то виноват или это пустые оговоры себя на фоне несчастья.
Зобов попытался успокоить мужчину стандартной фразой: «Вы ни в чём…», – но Ева взглядом приказала ему замолчать.
– Я виноват. Лиза, – обращался он к жене, – Лиза, прости меня…
– Если бы ты хоть на секунду понял его, мы бы знали, с кем он общается. Ему не пришлось бы от нас ничего скрывать, – голос супруги стал холоднее.
– В чём вы виноваты? – суровым и твёрдым тоном прервала их диалог Ева.
Отец замялся, не решаясь заговорить.
– В чём вы виноваты, Виктор Владимирович? Говорите.
– Один раз я пришёл с работы на обед домой, раньше я никогда не приходил в обед, но тогда на предприятии выключили свет, и я смог вырваться. Егор должен был быть дома, я знал это. Я зашёл в зал, он там обычно играл на этой, как её, приставке, но его там не оказалось. И тогда… Я тогда в комнату его зашёл без стука. Нет, ну а зачем я буду стучать? Я же его отец, ладно мать… Мало ли что он там делает… Я-то отец… Я понял бы всё… Но то, что я там увидел, я не смог понять… Я… Я, – отец снова замолчал.