– Пусть бежит. Все это сказки о той болезни, что зовется счастьем. Лучше посмотри на него, Ярилка. Вот беспричинность счастья.
И, наблюдая, как мелькают между деревьями золотистые волосы бегущего мальчика, гость неожиданно спросил:
– А в твоей душе не скребется беспричинная тоска?
– Скребется. Когда я смотрю на закат, мне тесно здесь.
* * *
Воздух проникал в него, наполнял его.
И на губах от этого легкость и сладость.
Вот что делается на этой земле, я здесь как будто болен.
Он издали видел, как они разговаривали, потом гость остался один. И тогда он пошел к нему по берегу реки.
В мутной воде отражаются белые, мягкие облака. Они проплывают мимо. И небо приоткрытое застенчиво светится. Облака легкие, беззаботные, и, наверное, если вглядеться, то увидишь, как они похожи то на дерево, то… Но он не хотел всматриваться. Облака проплывают в мутной воде, проплывают. И мимо, мимо… Люди танцуют, смеются, мимо…
* * *
Гость потрогал подстилку из шершавых сосновых игл, сел на нее.
Пятно солнца, дерево и теплый угол избы там, в деревне. Сказывают – был царь, прошел полмира, искал что-то единственное, истинное, а как все просто. Он погладил шершавую кору, к его руке подползла букашка. Человек… Гость знал, как трудно остаться человеком. Не гнуть голову. А тут, у них… Он смотрел на излом реки и понимал, что этот песок долго будет ему сниться. Река тихо бежала к дальним городам.
Какой-то человек подошел, сел на пригорок. Гость нечаянно взглянул на него… и отбросил взгляд – ему не хотелось выходить из тишины. Помолчал, но потом спросил:
– Ты тоже забрел сюда случайно?
Тот пробормотал ему что-то низким, глуховатым голосом.
И гостю захотелось спросить у этого прохожего:
– Я уезжаю отсюда. Ты их видел. Что здесь у них?
– Да, в лесу, в его влажной сырости не то.
Гость продолжал:
– Скажи, может быть, я тоже всю жизнь бежал от чего-то простого и ясного, что было совсем рядом?
Тот пожал плечами.
– А зачем же ты тогда уходишь? Ты бы мог остаться.
– А ты?
Тот вдруг неожиданно поднялся.
– Я пойду, – и быстро скрылся в чаще.
* * *
Умение выносить одиночество – это было страшное умение. Его научили ему горящие ветви и лес, лес и лес… Черный, жестокий и мудрый. И встать, когда падаешь, и уметь быть изгоем.
Его тревожил запах молодых почек. Он неуверенно сделал несколько шагов и отодвинул ветку. В этом лесу было большое тепло. В каждой почке колдовство. Замутило, завело… На поляне стояла девушка. Простая полотняная рубаха просвечивала розоватой теплотой тела. И когда она подняла руки, ветер еще плотнее прижал рубашку к телу. Он задел за ветку… Та хрустнула.