В пять часов вечера в магазинах всегда приятнее, чем в семь.
Я неторопливо прогуливалась мимо стеллажа с алкоголем и рассматривала этикетки, размышляя, какой уровень роскоши могу себе позволить в канун увольнения.
В тот момент, когда я остановила выбор на маленькой бутылке «Мартель», в мой алкогольный закуток завернула парочка. Увидев меня, девушка поздоровалась и тут же отвернулась, продолжая разговор со своим спутником. Судя по всему, они выбирали вино кому-то в подарок. А я так и застыла на месте с бутылкой в руках.
Я ее сразу узнала, несмотря на макияж и другое выражение лица. Но не сразу поняла, что в ней изменилось. Да, Мария из больничной палаты была бледная и ненакрашенная и смотрела как Маугли, оказавшийся в городе. Мария из супермаркета обнималась с молодым человеком и выглядела вполне жизнерадостно. На ней была длинная хипповская юбка с разноцветными заплатами и красный топ.
Но не это меня зацепило. Нечто изменилось в ней до такой степени, что мне казалось, будто я вижу перед собой другого человека, лишь отдаленно напоминающего ту Марию.
И только когда она снова бросила на меня удивленный взгляд, я сообразила.
Не было ауры.
Серый дымчатый ореол смерти, появление которого я сама наблюдала в больничной палате, исчез.
Первая моя мысль была о том, что должно быть здесь что-то не так с освещением. Сжимая в руках бутылку коньяку, я обошла стеллаж и посмотрела на Марию с другой стороны, из центрального прохода.
Ауры определенно не было.
Мысли в моей голове перепутались, как лапша. Мир перевернулся с ног на голову, и я чувствовала, что мои пятки прилипли к небу, а голова застряла где-то в щели между тектоническими плитами. В сдавленных мозгах, словно муха, жужжала одна-единственная досадливая мысль: «И почему в этой жизни всегда все оказывается не так, как себе представляешь?»
Настя бы надо мной посмеялась.
Ты строишь четкую систему мироздания, проверяешь всеми возможными теоретическими и эмпирическими методами, и когда ты окончательно уверен в ее незыблемости, появляется новый Галилей в образе случайного знакомого и одним щелчком разбивает твое строение, как карточный домик. О да, единственная истина всех времен — «Мы знаем только то, что ничего не знаем».
Тиски отпустили мою голову, и она стала легкой, как воздушный шар.
Уверенности нет, знания нет, но… это означает, что Матвей был прав и обреченности тоже нет. И возможно, Анечка с ее серой аурой будет жить дольше, чем я сама.
К месту вспомнилась метафора одного средневекового философа. «Судьба подобна цельной глыбе, — писал он, — человек не в состоянии изменить ее форму своими пальцами. Но покориться ей — значит забыть, что существует резец».