— То, как они завершились, все обесценивает, — пробормотала я. Внезапно начала болеть голова, словно я пила весь день.
— Ни черта это не обесценивает, — зло сказал Матвей, — счастье не перестает быть счастьем, когда оно кратко, а мысли и любовь не лишаются своей ценности из-за того, что преходящи.
— Хорошо сказано…
— Еще бы, — Матвей ухмыльнулся, — это все-таки Бертран Рассел. А ты, Сашка, между прочим, глупее, чем я думал.
— Твое мнение меня мало волнует, — как можно более равнодушно сказала я. Затылок стягивало обручем боли все сильнее и сильнее. Веки стали тяжелыми и сами опускались, скрывая Матвея, кухню и фиолетовую ночь.
— Не обижайся, я же любя, — сказал Матвей, — мне просто обидно до ужаса, что ты гноишь себя живьем. Да с твоим потенциалом…
— Нет у меня никакого потенциала, — почти простонала я, — и вообще, Матвей, свали, пожалуйста. У меня дико разболелась голова.
— Голова? Ну это мы сейчас исправим, — по-деловому сказал он.
Прежде чем я успела как-то отреагировать, он оказался за моей спиной. Его ладони легли мне на затылок.
— Здесь болит, да? — спросил он.
— Да! — охнула я. Боль стала настолько невыносимой, что хотелось разбить голову о стол — лишь бы не чувствовать. Давненько так меня не ломало.
— Сейчас, потерпи чуточку, — прошептал мне на ухо Матвей.
У меня не было сил возражать. Его руки творили что-то невообразимое. Пальцы лишь слегка касались моих волос, но мне казалось, что моя раскаленная голова вращается, как шар. Я физически чувствовала, как в ней что-то скапливается и собирается в плотный тяжелый комок. Точнее, не что-то, а боль, словно пальцы Матвея сматывали ее в клубок, как нить. Боль тянулась, расползаясь паутиной по всей голове, тянулась, тянулась и неожиданно — закончилась. Я сидела, боясь пошевельнуться, и прислушивалась к себе. Голова была легкая и ясная. И не болела.
— Только постарайся не делать резких движений. — С этими словами Матвей снова возник в поле моего зрения.
— Ты что, целительством на досуге балуешься? — шепотом, чтобы не растревожить голову, спросила я.
— Не совсем, — нехотя сказал он, — скорее, оно мной балуется.
Мы помолчали. Я пыталась освоиться с новым странным ощущением безопасности, которое неожиданно возникло на моей кухне в присутствии усталого Матвея с серым, измученным лицом.
— Сашка, ну неужели ты не понимаешь, что не в тебе дело? — с тоской спросил он.
— Да? И в ком же?
— Не бывает беспричинных явлений. Не бывает! Если мы не видим исток родника, мы же не думаем, что вода течет из ниоткуда? Понимаешь?
— Не думаю, что это наш случай…