Настя ни о чем не спрашивала. Мне больше не хотелось поддерживать наши умопомрачительные дискуссии, но и расставаться тоже не хотелось. Сидя в маршрутке рядом с ней, я всем телом чувствовала ее дыхание, и оно успокаивало меня. Так легко — сделать несколько вздохов в чужом ритме. Словно глоток воздуха из другого мира.
Но каждый раз, когда моя девочка-колокольчик выскальзывала из маршрутки и кивала мне напоследок, а ее оленьи глаза смотрели тревожно и вопросительно, я чувствовала себя воровкой. Краду кусочки чужого тепла, не давая ничего взамен. Ибо — нечего. Даже здорового цинизма в запасе почти не осталось: только и хватает, чтобы спать без кошмаров.
С нашими внезапно завязавшимися отношениями нужно было заканчивать, но я никак не могла решиться на хирургический разговор. Тем не менее понимала, что не имею права тянуть Настю за собой в вакуум.
Впрочем, я заболталась и до сих пор не сказала главного — что заставило меня нарушить обет молчания и вернуться к своим электронным страницам. Догадаться не сложно. Если мою персону что-то отрывает от процесса прижизненного разложения, то в девяти случаях из десяти это звонок Матвея. Нынешняя суббота не стала исключением.
Правда, на сей раз Матвей сказал только одно и очень быстро:
— Включи телевизор. Пятый канал.
По пятому шли местные новости.
Первый сюжет был про загородный выезд очередного молодежного движения: пикник плюс уроки политической грамоты. Словом, пропагандистская чушь. Но я догадалась, что Матвей что-то увидел в шпигеле, и поэтому села на диванный валик и терпеливо уставилась в экран. Мое терпение было вознаграждено уже следующим сюжетом.
Даже если бы N-ский монастырь не назвали за кадром, я бы его узнала.
Синие купола с золотыми звездами, маленькая голубая церквушка Пресвятой Богородицы, скромно прячущаяся в кустах темнолистой сирени. Толпа народу, как и всегда по выходным. Вороньи одеяния монашек, клумбы роз перед главным храмом…
Журналистка говорила почти взахлеб. Еще бы! Скандал в монастыре — сюжет редкой пикантности. Я просто прилипла к экрану.
Одна из паломниц, приехавшая поклониться святым мощам, этой ночью помешалась и пыталась покончить с собой. Забаррикадировала изнутри дверь в келье, придвинув стол и кровать, сделала веревку из простыни и надела петлю. Не нашла, куда ее привязать, и забилась в истерике. Публично каялась в грехах и кляла себя и весь свет. Окно в келью не выбивали, опасаясь, что она причинит себе вред осколками. Через пару часов удалось снять с петель дверь, и несчастную паломницу в состоянии невменяемости увезли в психиатрическую больницу. Бородатый врач из «скорой помощи» уверял, что помешательство скорее всего временное, возникшее на почве нервного расстройства и переутомления.