– Готов поспорить, этот бедняга слишком уж сильно возбудился, – сказал я, и лицо полицейского стало настолько багровым, что я раньше такого даже не видел!
– Сестра из и-интенсивной терапии сказала, что у него был с-с-сердечный приступ, – заикаясь, сказал он.
Я кивнул, и Пэт передал мне его больничную карту.
– Что ж, в подобных случаях, – сказал я, пролистывая страницы, – нужно быть уверенным наверняка, не так ли? Это ваше первое вскрытие?
Констебль кивнул.
– Не переживайте, – сказал я, стараясь, чтобы голос звучал как можно дружелюбнее. – На самом деле все не так и страшно. Секрет в том, чтобы воспринимать тело как пустой сосуд… черт, лови его, Пэт!
Мы разместили потерявшего сознание констебля на соседнем столе. Пэт положил ему на грудь карточку с надписью «Живой», достал из шкафчика пару сэндвичей и поставил чайник. Я убрал трубку и начал свои приготовления.
– Мистер Кнут наверняка бы насладился своим вскрытием, будь он жив, – сказал я Пэту, откусившему приличный кусок сэндвича с колбасой.
* * *
Первого убитого человека в моей карьере (первого из четырехсот) привезли в шесть часов воскресным утром. Это была женщина за двадцать, на которой, казалось, не было и следа насилия. Тем не менее, когда мы ее раздели, я заметил над животом небольшую колотую рану.
С родственниками погибших ужасно тяжело общаться. И с годами проще не становится.
Вместе с телом с места преступления – съемной студии в Килберн – приехал детектив с угрюмым лицом.
– Такая бессмысленная смерть, – сказал он. – Отказалась давать своему парню деньги на наркотики, вот он ее и прирезал.
Со вскрытием все было довольно однозначно: лезвие повредило аорту девушки, и меньше чем за минуту она скончалась от внутреннего кровотечения. Никто за ее телом не обратился, так что им занялось государство. Несколько недель спустя я пил посреди ночи кофе в отделении интенсивной терапии, болтая с местными медсестрами, как вдруг у них зазвонил рабочий телефон. Все остальные в тот момент оказались чем-то заняты, так что трубку взял я.
– Я ищу свою сестру, – сообщил голос. – Я не видела ее уже какое-то время и решила обзвонить больницы.
– Хорошо, – ответил я, поискав ручку и листок. – Как ее зовут?
Звонившая назвала имя, и я обомлел. Я разговаривал с сестрой убитой женщины. Я не смог заставить себя сообщить ей плохие новости – этот момент она наверняка с ужасом вспоминала бы до конца своих дней – и поспешил передать трубку медсестре.
Помимо осмотра поступающих тел, я также узнавал у родственников истории болезни, чтобы понять, нужно ли вызывать судмедэксперта. Общаться с родными покойных мне было чрезвычайно тяжело. С мертвыми можно расслабиться: они не станут стенать о несправедливости случившегося или умолять сказать, что все это неправда. От родственников можно ожидать и не такого, и я с огромным трудом выдавливал из себя слова утешения, когда это требовалось.