* * *
По указанию судьи присяжные удалились, и я встретился в столовой с Дуги.
– Все будет хорошо, – сказал я. – Карти ни за что не выйдет на свободу.
Дуги неуверенно кивнул.
– Я тоже так думаю, но с присяжными никогда не угадаешь, – тихо сказал он. – Кроме того, от этого дела многое зависит – для начала, хрупкий лондонский мир, не говоря уже про мою карьеру.
Столовая была переполнена, и я заметил Хелену Кеннеди, адвоката Карти, ищущую себе место, чтобы присесть. Дуги проследил за моим взглядом и помахал ей рукой, предложив присоединиться к нам.
Хотя формально они и занимали противоборствующие стороны, между барристерами и полицией редко когда была неприязнь, ведь все мы подписались на существующую систему правосудия и были вынуждены следовать правилам игры. Каждый попросту делал все, что было в его силах, руководствуясь имеющейся информацией в надежде, что приложил достаточно усилий.
– Ну что, как, по-вашему, прошло? – спросил Дуги у присевшей Хелен.
– Сложно сказать, – ответила она. – Когда внимание всего зала суда обращено на тебя, не разберешь, как все воспринимают присяжные. Они нередко меня удивляют.
Между барристерами и полицией неприязнь бывает редко: все просто вынуждены следовать правилам игры существующей системы правосудия.
Только она это произнесла, как присяжные решили вновь удивить нас. Усилившийся гул и движение в столовой дали понять, что они объявили об окончании своего обсуждения. Это заняло у них менее получаса. Оставив напитки на столе, мы поспешили обратно, и я занял свое место, откуда было видно обвиняемого и места для публики. Я наблюдал за лицом Карти, когда председатель присяжных встал и ответил на стандартные вопросы, прежде чем перейти к сути.
– Не могли бы вы теперь огласить перед судом вынесенный вами вердикт?
– Виновен.
Лицо Карти мимолетно дрогнуло, слегка задрожало, и на этом было все. С ложи для публики послышались вопли и крики. Родные Карти были убеждены, что его оправдают, в то время как семьи Роберта и Мишель выдохнули с облегчением – с этим ужаснейшим испытанием было наконец покончено. Когда пристав призвал всех к тишине, судья объявил, что не видит смысла медлить с вынесением приговора, а приговор мог быть только одним – пожизненное заключение. Журналисты хлынули к выходу, а я поймал взгляд Хелены. Она пожала плечами, словно говоря: «Где-то выиграешь, где-то проиграешь».
Карти по-прежнему не проявлял никакой реакции, лишь поглядывая на судью, пока его вели по ступенькам в изолятор. Один мой хороший приятель, высокопоставленный полицейский, однажды рассказал, что во времена существования смертной казни после вынесения смертного приговора преступники обычно какое-то время сохраняли молчание, однако: «Вернувшись в камеру, они были чуть ли не в приподнятом настроении, – рассказал он. – Вовсю шутили. Не знаю, было ли дело в шоке или снятом после столь долгого ожидания вердикта напряжении. Лишь после отклоненной апелляции с ними что-то менялось. Больше им сказать было нечего».