После обеда ты вновь перебираешь тяжелые бруски, медленно ползущие по бесконечному конвейеру. Тридцать два бруска — норма после обеда. Итого за день шестьдесят четыре бруска.
Вновь следует команда:
— Руки к стене! Надеть наручники!
И снова кормление. Кормят хорошо, не на убой, но и чтобы не терялись силы. Кажется, кто-то сделал тюремщикам расчеты по калориям.
Потом ты остаешься один.
До утра ты предоставлен себе самому. Можешь лежать и думать о своем проклятом прошлом и безрадостном будущем. Потому что до смерти тебя ожидает одно: перебирать чугунные болванки и три раза в день застывать у тюремной стены в позе Христа. И все это твой проклятый дар. Только тюремщики напрасно думают, что это будет продолжаться долго. Это будет продолжаться до смерти. До твоей смерти. Ведь главное не в руках, глупые тюремщики не понимают этого, главное — в твоей голове…
* * *
— Хана, пацаны! Не уследили!
— Ни фига себе картиночка!
— Слышь, Гнедой, а чего он желтый?
— Он не желтый, а золотой. Дар у мужика был такой: к чему ни притронется, все в золото превращается. Потому и кормили его в наручниках. Две недели назад он одного кореша коснулся — семьдесят два кило червонного золота. Понял? А теперь он себя коснулся. Жизнь самоубийством кончил.
— А почему он раньше в золото не превращался? Ну, когда мылся, в сортир ходил? Ведь ему каждый день приходилось себя касаться?
— Откуда я знаю? Ты меня с каким-то профессором спутал. Тогда не превращался, а теперь превратился. Наверное, все от желания зависело. Отвянь!
— Ты, Гнедой, меньше базарь. Говорливым языки отрезают. Возьми сотик и брякни шефу: чугун больше не нужен. Пусть заберут последние шестьдесят килограммов.
Белые птицы над песчаным карьером
Мальчишки чаще всего неосторожны.
Играя, они не думают о последствиях.
Вот и на этот раз четверо пацанов из Жилгородка играли в карьере в странную игру — выкапывали норы в песке и забирались в эти норы, словно нахождение в тесном ненадежном убежище давало им какое-то удовлетворение. Десятки раз все проходило благополучно, но то ли вода пески подточила, то ли тонны песка стали ненадежны, только склон вдруг обрушился, пополз толстыми желтыми струями, и мальчишек засыпало.
Случайный прохожий вызвал милицию, чуть позже приехали родители, которых вызвал уцелевший подросток — он или не успел, или не захотел залезать в грязную нору — неважно, факт, что он остался в живых.
Их откапывали до трех часов ночи.
Все еще надеялись на чудо. Безумные родители пытались разбросать песок изодранными руками.
И все это время над яром всполошенно летали и кричали три белые птицы. Их крик был похож на плач.