День выдался знойным, лица и спины обдувал жаркий степной ветер. Хотелось пить, а руки устали сжимать черенки лопат.
Несколько месяцев подряд они готовили укрепления, которые должны были задержать немцев. Работа подходила к концу.
Появление немцев на рубеже было неожиданным и оттого особенно страшным.
На краю рва, который копали люди, выросли солдаты в серо-зеленой форме и глубоких шлемах, украшенных белым орлом. Рукава кителей были засучены по локоть, по усталым, запыленным лицам стекали струйки пота.
Из облаков рыжей пыли, пляшущей над степью, выплывали бронетранспортеры на полугусеничном ходу.
В развилке ревел и ворочался танк с крестом на борту.
— Kom! Kom hier! — фальцетом прокричал один из немцев. — Schnell!
Рабочих выстроили в длинную шеренгу.
Офицер в заломленной фуражке с орлом на тулье шел вдоль шеренги, внимательно вглядываясь в испуганные лица людей.
— Du… du… und du, — он жестом указал место перед строем. — Du…
Закончив обход, вернулся на прежнее место.
— Das ist jude und kommunisten! — назидательно сказал он и взмахнул рукой.
Повинуясь команде, автоматчики принялись сталкивать отобранных людей в ров. Сухо застучали выстрелы. Толпа колыхнулась, пронзительно и обреченно закричали женщины.
Офицер взобрался на насыпь перед рвом, вскинул руку, требуя внимания, указал на город:
— Alles! Schnell! Schnell! So, alles — Arbeit!
Испуганная, кричащая толпа рванулась к городу. Всем хотелось жить, да и кто был в толпе — женщины, подростки, старики и белобилетники. Стоящие на насыпи немцы смеялись толпе вслед. Один из немцев вскинул автомат и выпустил короткую очередь в воздух. В толпе опять закричали, люди рванулись в стороны, сбивая друг друга. Немцы снова захохотали. Танк с натужным ревом поднялся на насыпь и сделал выстрел в сторону города. Было видно, как на территории одного из цехов взвился фонтан огня и дыма.
Офицер заглянул в ров, пожал плечами и двинулся к машине, меланхолично постегивая стеком по голенищу сапога и уже совершенно не сомневаясь, что город падет в течение нескольких дней и солдаты — как они обещали фюреру — обязательно смоют степную пыль со своих сапог в реке, которую русские называли Волгой.