— Карагичев, не пыли! — сказал Костя Иванов, и задержанный покорно замолчал — габариты Иванова внушали ему уважение.
— Сам-то почему не в армии? — спросил Иванов.
— Так туберкулез у меня, — буркнул задержанный. — Думал, доберусь до Николаевки, кумысом подлечусь в тамошней лечебнице. Вот, добрался!
— Если с утра мне каждый мозги засирать будет, — сказал Иванов, — то к вечеру я уже дураком стану.
— Ну почему же — к вечеру? — осторожно осклабился задержанный.
— В шалмане шутковать будешь, Санек, — отрезал Иванов. — Зачем мужика в камере порезал?
— Я? — Карагичев прижал к груди обе руки. — Шутите, гражданин начальник? С детства ножиками не баловался. Если и брал в руки, так чтобы колбаску порезать!
— А народ на тебя указывает, — сказал Иванов. — И терся ты возле него вечером, все видели. Или ты на мужиков западаешь? Так не стесняйся, говори откровенно, а то ведь люди в камере скучают, о бабах думают.
Ах, какой взгляд на Иванова задержанный бросил! Ножа не надо!
— Наговаривают, — сказал Карагичев. — Спал я, не видел ничего. Кто резал, за что резал… Мне-то что? Мне лично этот паренек ничего не сделал. За что мне его на нож?
— Собирайтесь, — сказал Шарун, входя в кабинет. — Этот урка с Вишневой балки?
— Оттуда, — подтвердил Иванов.
— За кем он?
— Да за дежуркой, — сообщил Иванов. — Жертва вчерашней облавы.
— Значит, за нами будет, — сообразил Шарун и ласково улыбнулся задержанному. — Ты, Костя, отведи его обратно да дежурному скажи, чтобы не выпустили ненароком. Вернемся, у меня с ним долгий разговор будет.
— Не о чем мне с вами разговоры вести, — как-то враз потускнев, сказал задержанный. — У вас одни интересы, а у меня совсем другие.
— А это мы посмотрим, — пообещал Шарун. — Время военное, тобой другие заинтересоваться могут, а ты сам понимаешь, чем тебе их интересы грозят.
— Не пойму я вас, гражданин начальник, — сказал Карагичев.
— А ты подумай, — посоветовал Шарун. — Я с тобой не на французском изъясняюсь. Хозяйка с Вишневки тебя признает, обличье у тебя характерное. Ты ведь к Вихлянцеву Виктору приходил, так, Санек?
Карагичев промолчал. Он посерел, шутливое настроение исчезло, на лбу и щеках выступили крупные капли пота.
— Вот и подумай, — сказал оперуполномоченный. — Сейчас за меньшее к стенке ставят. Усек, Санек?
— К какому еще Вихлянцеву? — недоуменно поинтересовался Иванов.
— Потом, — пообещал Шарун, — потом объясню!
И снова требовательно уставился на задержанного. Того уже лихорадило.
— А мне зачтется? — вдруг поинтересовался Карагичев.
— Трибунал рассмотрит, — пообещал Шарун.