— Ну что ты… ну все ведь хорошо… ну что? Что?
— Не знаю… Мне хочется почему-то, чтобы сейчас был снег… и я нырнула головою в этот снег, и только ноги мои оттуда торчат… жа-алкие…
Потом она вдруг вскочила и забегала по комнате, смешно мотая головой, смахивая слезы и приговаривая: «Надоело, надоело…»
Потом вдруг остановилась и добавила:
— Совсем сдает девушка, пора уходить от тебя.
— Прекрасно! — Режиссер торжественно обратился к Оператору. — Прекрасно! Все это фуфло, парк и все эти бутылки пива… всю эту муру…
— К черту! — догадливо сказал Оператор.
— Пива не надо! — прокричал Сережа.
А потом наступило их второе утро (утро понедельника), и самый длинный день закончился. Он не очень хотел ее провожать: ему нужно было идти в университет, и вообще… Конечно, он показал, что собирается ее проводить — снял плащ с вешалки.
— Нет-нет, не надо, я не хочу… Не хочу, чтобы ты меня провожал.
Он удивился. Он тогда еще не знал, что она чувствовала все, что происходит с ним. Потому что она его любила.
— Сережа, читай конец эпизода «Утро понедельника». И Сережа начал читать — как обычно, с выражением, радостно издеваясь:
— «Она подошла к дверям, в дверях обернулась и засмеялась. Он так и запомнил ее — как она смеялась на фоне белой-белой в лучах солнца двери…»
— Когда ты позвонишь?
— Я не люблю звонить. По телефону все равно ничего толком не скажешь.
— Ну а как же?
— А я дам тебе сигнал. Как захочу тебя повидать, так сразу и дам…
Солнце падало ей в глаза. Она вынула темные очки, надела их и засмеялась:
— А то поймут, откуда я иду.
— Не понял: зачем у него там эти очки? — сказал Режиссер. — «Я дам тебе сигнал» — вот прекрасный конец эпизода. А потом она смеется.
— И мы сразу переходим на дверь, — подхватил Оператор. — На двери солнце, она долго жмурится… И — бац! — она уже бежит по двору, как в этом японском фильме… И ее счастливый, прекрасный пробег по двору…
— Очков не надо! — объявил Сережа.
— Репетиция! — закричал Режиссер.
— Актеры, на площадку! — уже орал Сережа.
Вечером он вернулся в пустую квартиру и просто задохнулся от нежности. Он взял ее полотенце, почувствовал ее запах и понял, что сейчас заплачет. Он не представлял себе — как он мог желать утром, чтобы она скорее ушла…
Всю неделю он ждал, что она позвонит. Но она не звонила. И только через десять дней он увидел на лестничной клетке привязанный к перилам воздушный шарик. А вечером она позвонила:
— Видишь, я не смогла не прийти. Я уже не могу делать то, что я хочу.
Они продолжали встречаться, но это были уже совсем другие, новые встречи. Он вдруг начал интересоваться, где она проводит время без него. И все время спрашивал: