…»
Со временем я все чаще вспоминал своего четвероногого друга, все больше и больше хотел знать, что происходит с Тальей. Но одновременно страшился узнавать. Ведь каждый год я видел пост, а то и не один, от бывших солдат моего подразделения, забравших домой своих четвероногих друзей, о том, что «боец на четырех» покинул нас и ушел в другой мир. Собачий век намного короче нашего. Это было очень тяжело читать, потому что каждая собака нам в подразделении была знакома. Она была частью наших незабываемых лет службы, нашей чудесной боевой молодости. Из жизни каждой служебной собаки у нас есть столько интересных, веселых, а порой и драматических историй, что не хватит и книги обо всем этом написать. Я очень опасался выяснять, что произошло с Тальей. Жива ли она еще или нет. Это незнание помогало мне думать, что с ней все хорошо. Может, это и выглядит немного эгоистично. И я рад, что теперь я знаю: так оно и было. Было…
И вот этой ночью я получил известие от своего друга, что Талья умерла в доме своего последнего проводника, с которым она закончила службу… Я очень рад, что у нее была такая длинная по собачьим меркам жизнь, что она достойно прожила до старости: Талья, бесспорно, заслужила это годами службы на благо нашей общей Родины. Я смотрю на ее последнее фото. Постарела Талья с момента нашего расставания. Мы все стареем…
Неожиданно все истории, все события, связанные с Тальей, которые до этого как-то забылись, точнее, спрятались под толщей других событий, которые сохранила моя память, стремительно выплыли на поверхность, вернулись ко мне и совершенно не давали мне заснуть. Теперь из нашего спаянного тандема, принимавшего участие в стольких военных событиях и стойко пережившего их, остался я один. Без моей верной Тальи. Теперь только я охраняю наши воспоминания.
Действительно, кроме меня, только Талья помнила, что значит три дня сидеть в холодных кустах в засаде и ждать террориста или контрабандиста, который должен здесь пройти. Сидеть, несмотря на дождь и холод. Только она помнила, как из-за пронизывающего холода я клал ей руки на живот, потому что это было самое теплое место на километры вокруг, и Талья согревала их. Когда ребята из другого подразделения, участвовавшие в операции, увидели это, они, с моего разрешения, тоже стали так делать. Талья была, признаться, немного смущена, так как не привыкла к такой фамильярности посторонних. Но зато тогда ее терпеливое снисхождение и готовность поделиться теплом многим сильно помогали.
Только Талья могла помнить наши прогулки по пустыне в самых отдаленных точках Израиля, когда мы с ней приезжали на военные операции на маленькие базы у границ страны. Утром или вечером мы с ней выходили в пустыню на тренировки. Она приносила мне брошенную палку или кружила вокруг меня, когда я просто прогуливался.