— Прямо так и записали? С большой буквы?
— Прямо так и записали, — терпеливо объяснял Костистый. — На, сам посмотри.
Мясник ненадолго сунулся в бумажку.
— А что такое «порскнет»? Слово какое-то непонятное? Это типа как нечто среднее, между брызнет и вспорхнёт?
— Клять, откуда я знаю?! Может он сам это словцо придумал. Вроде командирской заруки. Да янь с ним. Меня волнует, что этот колдун-сказочник всё никак не прочухается.
— Может, ты рано его прессовать начал? Всё же стодневка только закончилась. Не каждый такое перенесёт.
— Так это из «неперенёсших» и есть. Доходяга. Потерялся во снах. Нам и отдали.
— А-а... Жалко. А на вид боевой мужик. Мог бы и сдюжить.
— Янь его знает. Зрачки, видишь, какие. Вагонетка проедет.
— Может, добавить?
— У него башка скоро лопнет, а ты собираешься добавить. Гляди, как его накачали. Ещё неделю глитчей ловить будет. Призраков каких-нибудь видеть, инь с крылышками.
— А почём ты знаешь? Может, он и раньше таким был?
— Да мне по янь, каким он раньше был. Как я его, потом сдам, если от давления лопнет что-нибудь? У меня же эти ребята все по описи. Ценность, клять!
— Глянь! Проснулся, что ли?
— Не должен ещё.
— Это точно он? Рыхловат как-то.
— То он тебе боевитый, то рыхловатый. Ты, клять, определился бы уж!
— Ты мне пупок не заговаривай. Точно или не точно?
— Ишь, аптекарь нашёлся. Да не переживай ты. Точно. Кости чёрные, как у дракона.
— Думаешь?
— Ты посмотри, как камень светится. Будто у Великана чистый оргон в жилах.
Костистый открыл обложку гримуара. Вместо страниц — гладкое чёрное зеркало. В зазеркалье теплился потусторонний свет. Маленькие символы проступали с той стороны стекла, выплывая из темноты.
Редкий случай работающего гримуара в руках пустышки. Дознаватель был пустышкой. У колдуна на тыльной стороне правой ладони был бы вытатуирован стигм.
Ингвар не мог рассмотреть, что именно показывало чёрное зеркало. Виден был только призрачный голубоватый отсвет, как от зимней луны или колдовского люмфайра.
Нинсон зашевелился, и дознаватель убрал гримуар.
Принялся делать вид, что изучает густо исписанный пергамент.
— Очнулся? Ну, гэлхэф тебе! Я повторяю вопрос, — выцедил он. — Твоё имя?
Эдакий злой гений в тёмно-серой рясе. Измождённое лицо. Запавшие глаза в отсвете красных углей. В тонких пальцах обернутый лентой грифель, заточенный до игольчатой остроты.
— Я повторяю вопрос, — скрипел дознаватель. — Твоё имя?
«Моё имя Ингвар Нинсон», — хотел сказать Великан, но не смог произнести ни слова.
Постарался восстановить в памяти последние события.
Кто и зачем его допрашивает?