– А для отчета я что-нибудь сочиню, идет? – Вероника подмигнула ему. Альберт неуверенно улыбнулся и кивнул.
После группы, когда они не спеша шли по теплой ночной улице, отдающей в воздух воспоминания о прошедшем дне, Софи спросила:
– Как сегодня было с Альбертом?
– Хорошо. Рассказать?
– Нет. Ты же знаешь правила.
– Знаю, – кивнула Вероника и взяла Софи за руку. Та коротко сжала ее пальцы – и тут же отняла ладонь.
Вероника вздохнула и спряла руки в карманы, чтобы согреть их.
|6|
Они пришли в группу вдвоем – так обычно делали пары, но Марко и Тим по всем приметам парой не были. Вероника давно научилась различать их – тех, кто жил вместе, и тех, кто был вместе.
И беспокойно отводила взгляд, видя отражение себя с Софи в витринах магазинов.
Марко смущал ее. Бледный, как большая часть уроженцев Зоны, но с очень темными волосами, он излучал враждебную, чуждую Веронике энергию – будто громадная волна вдруг поднималась над поверхностью ее тихого моря, готовая захлестнуть и разрушить все на своем пути. Он был щегольски одет – не в термокостюм вроде тех, что носила Софи, но и не в винтажное старье, как у Вероники. Его брюки и пиджак были ослепительно белыми, сшитыми из особенной синтетики – ткань выглядела, как шелк, но обладала всеми свойствами «умного» текстиля термокостюмов.
Марко смотрел надменно, свысока – помогал ли ему в этом рост или костюм, Вероника понять не могла.
Тим… Он прятал глаза за стеклами очков – обычных, с диоптриями, которые жители Зоны давно уже не носили, поскольку «виар» компенсировали любые проблемы со зрением. Одно это выдавало в нем уроженца штатов, а свободный джемпер и простые джинсы лишь усиливали эффект.
Но главным, конечно, была его кожа. Загорелая кожа человека, который родился и вырос вне Зоны. Без купола.
Под солнцем.
|7|
Вероника не помнила, как начала создаваться Зона – она была из второго поколения «чистых» детей. Еще за несколько лет до ее рождения часть центра стала полностью пешеходной, а на многих улицах пустили скоростной трамвай. Когда же повышенная фоточувствительность у «чистых» была официально подтверждена, в дело вступили правила толерантности и доступной среды. Если город приспособлен для глухих и слепых, для людей на колясках и с биопротезами – почему «чистые» дети должны сидеть дома?
И постепенно город начал обрастать стеклом. Сто ярдов безопасной зоны. Миля. Пять миль. Все чаще трамвай проезжал над зеркальной поверхностью защищенных от солнца улиц, и яркий отраженный свет ударял по глазам в бесплотной попытке дотянуться, достать своим разрушительным теплом.