Мажордом смотрел на него не отрываясь. В руках он держал поднос с чашками и чайником из его комнаты.
— Сделайте так, чтобы меня не беспокоили до утра, — распорядился Уолтер, открывая дверь.
— Да, сэр, — раздалось за его спиной.
Он не слушал. Не глядя достал из кармана шинели какую-то бумажку, чтобы сделать закладку. Заперев дверь, он сел к камину и несколько минут смотрел на дневник, лежащий на коленях. Судя по дате на обложке, Джек вел его во время службы в Гунхэго. Именно там он познакомился с Кэт.
Уолтер медленно открыл дневник на первой странице.
…
Я думал, этот день не кончится никогда. Может быть, он длится до сих пор. В этом проклятом месте нет ни солнца, ни темноты — только вечное красное зарево. Спящий видит Мирамэй в кошмарах.
Приехав сюда, я настоял, чтобы всех пациентов направляли сначала ко мне. Пленники с Востока интересовали меня особенно. Патер Морн утверждал, что это такие же люди, как и мы, только Спящему было угодно увидеть их в другом виде. Я не смею спорить со служителем Спящего и сомневаться в его мудрости, но думаю, что патер Морн просто не видел того, что открылось мне. Эти «люди» имеют обличье, которое воплощает в себе все уродства, кои может принимать человеческое тело во время сильной болезни. Их кожа имеет желтоватый цвет — от пергаментной бледности, которую обретает труп при окоченении до циррозных или гепатитных оттенков. Глаза у них узкие, словно на лицах вечная отечность. Почти все пленники, которых я осматривал, имеют кариозные зубы, будто никто не рассказывал им об элементарных правилах гигиены. Эктоморфичное телосложение — общая черта этого народа. Выпирающие кости, мало мышечной массы, словно все они страдают от истощения и никогда не знали ни нормального питания, ни приличествующего честному человеку труда.
Разве это не служит лучшим доказательством того, что никакие это не люди, а какая-то другая ветвь, порочная и больная, подлежащая искоренению?
Женщин мне удалось осмотреть мало. Здешние женщины точно понравились бы кайзерстатским извращенцам. Невысокий рост, худоба и удивительное для дикарей целомудрие точно привлекли бы этих любителей несовершеннолетних девочек. Зачем создавать себе механические пародии, если Восток полон этими отродьями? Впрочем, я не представляю себе ситуации, при которой цивилизованный мужчина прельстился бы подобной «леди». Поэтому я почитаю возможным расценивать как личное оскорбление то, что они вырываются и кричат что-то на своем лающем наречии, когда я приказываю помощникам раздевать их для осмотра. Можно подумать, нечто подобное может вызвать у нормального человека вожделение. От переводчика, который мог бы объяснить пленникам, зачем их ко мне приводят, я отказался. Зачем мне беспокоится об их душевном равновесии, если у меня есть солдаты, которые гораздо быстрее добьются требуемого?