Как ни странно, я неплохо выспался, несмотря на то, что диван раскладывался только до полулежачего положения, постельного белья, даже подушки не полагалось, только пледы, которые принес проводник. У него же можно было заказать чай и папиросы. Более опытные пассажиры везли с собой подушки — думочки, я же оказался «на бобах», но поворочавшись, уснул под посапывание профессора и стук колес. Утром, проснулся и отправился в ватер — клозет. Оказалось, что никакого «ватера» в нем нет, слив отсутствовал, вместо него — педаль сброса.
Подразумевалось, что удобства будут на остановках, что и пришлось сделать в более комфортных условиях в Малой Вишере, где была остановка и какой — никакой, но небольшой вокзал (хотя вокруг, кроме станционных построек, ничего. Сортир для господ из 1 и 2 классов, за которым следил специальный служитель, был довольно чистый, с горячей водой и даже с горячим полотенцем, что подал мне «повелитель ватерклозета». Подозреваю, что он просто проглаживал утюгом полотенце после каждого посетителя и их, полотенец то есть, у него и было 4–5 штук. Ну и бес ним, оставил ему гривенник за услуги. Главное, что, уединившись, я намазал питательным кремом кожу рук, в вагонном клозете в полутемноте с постоянным раскачиванием вчера вечером сделать это было весьма неудобно. Руки постепенно приходят в порядок, ногти мне обрабатывал приходящий мастер маникюра, получая вчетверо против обычной таксы, так что, может, перчатки когда — то можно будет снять.
Вернувшись в вагон, попросил чаю и пока пил, смотрел в окно на станционную жизнь. Пассажиры 3 класса толкались в очереди в дощатую будку с надписью «Кипяток», понятно, что чаем их никто не баловал. «Чистая» публика совершала утренний моцион. Ресторана в Вишере не было, только буфет: отдельно для пассажиров 1 и 2 класса и для всех прочих. Зато в изобилии было всяких торговцев — лоточников, расхваливающих свой товар, возле них толпились, судя по виду, немудрящие пассажиры третьего класса, впрочем, среди них были и сельские батюшки в рясах и личности в форменных фуражках, видимо, телеграфисты или землемеры, а может, студенты. Тут последовательно раздались удары станционного колокола, паровоз свистнул и поезд покатил дальше.
Профессор проснулся, попросил чаю и открыл баул, приглашая подкрепиться. В бауле и сверточках с полки оказалась всякая домашняя выпечка и превкусная! К ней полагались ветчина и колбаса, которую его превосходительство назвал «немецкой» а я, про себя, — «краковской».