Государственная однокомнатная квартира никоим образом не числилась за покойным Михаилом, хотя в горкоме не было тайной, что к её получению Крамской приложил не только руку, но и весьма пухлый белый конверт. Оформив Шелестову как невесту молоденького лейтенанта, погибшего в военных действиях до рождения собственного сына, Михаил убил двух зайцев. Он решил не только проблему с Любиной пропиской, но и организовал Минюшке отчество, не отбрасывавшее тень на паспортные данные своего высокого родителя, и теперь никакая власть не смогла бы выставить на улицу вдову героя с ребёнком на руках.
Серые полосатые странички сберегательной книжки обеспечивали хороший процент годовых, геройство мнимого родителя давало Михаилу Шелестову первоочередное право на место в лучшем детском садике района. Трудовая книжка Любани, ещё в шестьдесят третьем заботливо отправленная Крамским в отдел кадров горкома, исправно отсчитывала годы официального рабочего стажа.
Наверное, безоблачная идиллия Шелестовых длилась бы ещё долго, если бы не одно «но», перечеркнувшее планы Любаши самым неожиданным образом. Чуть ли не в день похорон Крамского в её доме раздался телефонный звонок, и тихий уверенный голос Берестова поставил Любу в известность: её безоблачное существование прекратится в тот момент, когда сыну исполнится три, и, следовательно, срок её декретного отпуска подойдёт к концу.
Со слов бывшего начальника Михаила Любаня поняла, что с законом он ссориться не намерен и до окончания срока декрета вдова героя по-прежнему будет числиться одним из горкомовских секретарей. Но, как только положенный срок выйдет, её под каким-нибудь благовидным предлогом незамедлительно выставят вон. Не поднимая шума, Берестов позвонил лично, и это могло означать только одно: Иван Ильич терпеливо ожидал того момента, когда он сможет рассчитаться за смерть друга сполна.
От учтиво-холодных ноток в голосе «первого» по спине Любани пробежал холодок: без сомнения, в память о старом друге Берестов мог выбросить её вон. Но потеря места её страшила не особенно: в Москве существовало немало организаций, где требовались руки, и, при её внешности и роскошной записи в трудовой, Шелестова могла рассчитывать на многое. Конечно, отсутствие высшего образования не прибавляло лоска её биографии, и впервые с тех пор, как она оказалась в Москве, Любаня пожалела о том, что при жизни Крамского не сообразила заняться этим вопросом. Диплом стоил недорого, и, пожелай она стать выпускницей любого вуза, для Михаила не было бы ничего невозможного, дело упиралось бы только в цену игрушки. Не обдумав и не просчитав всех ходов заранее, она совершила обидную промашку, жалеть о которой, увы, теперь было поздновато.