— Зачем же ты соглашалась, если знала наверняка, что он любит другую? — Длинные пальцы Нины замерли, и, раскрутившись, льняной рулик выскользнул у неё из рук.
— Мне казалось, пройдёт какое-то время, всё утрясётся, уляжется. Но стало только хуже: раньше он меня не замечал, а теперь и вовсе возненавидел.
— Какой же он подлый! — не скрывая своей неприязни к Кириллу, гневно произнесла Нина, и её голубые глаза яростно блеснули за круглыми стёклышками дешёвеньких очков. — Он не должен был с тобой так поступать. Если бы ты только знала, что они с отцом задумали…
— Даже если бы и знала, ничего бы это не изменило, — устало перебила подругу Марья.
— Как это? — опешила та.
— Я хотела быть с Кириллом, и меня не интересовала цена, которую когда-нибудь придётся за это платить, — тускло выдала Марья. — Мне было безразлично, какие обстоятельства привели его на порог моего дома. Я люблю его, и, если бы мне довелось повторить всё сначала… — С трудом оторвавшись от какой-то невидимой точки в пространстве, она перевела глаза на Нину. — Если бы мне привелось начинать всё сначала, я поступила бы точно так же.
Добавив в воздух синьки, город постепенно погружался в сумерки, и, расплываясь тягучей чернильной замазкой, по карнизам и водосточным трубам на асфальт сползали серые изогнутые тени. Приклеиваясь к липкому глянцу тополей, мелкая пыль оседала на листьях плотной тусклой кисиёй, и, отяжелев, они провисали, замирая в остывающем воздухе жестяными матовыми лоскутами. Отдавая тепло, крупитчатые плиты тротуаров темнели и, сжуриваясь, покрывались мелким ознобом колючего наждака; камни тяжко вздыхали, и, выстилая воздух полупрозрачной колышущейся дымкой, в квартиры вползала сухая терпкая духота.
Марья стояла у открытого окна и прислушивалась к дыханию уставшего города, напряжённо ожидая того момента, когда в квартире раздастся щелчок входной двери. Решив основательно подготовиться к разговору с мужем, она пыталась отмотать сегодняшний день назад. Мешая сосредоточиться, в голову лезла всякая околесица, наслаивая один лист на другой и выдвигая на первый план никому не нужные образы и звуки. Деля тротуар на изломанные кривые многоугольники, перед её мысленным взором проплывали тёмные продольные трещины асфальта у аптеки и длинные полоски искрошившихся от времени каменных бордюров мостовых. Перекручиваясь, полосы складывались в замысловатые узоры, и близко, словно на ладони, она видела их посечённые осыпавшиеся края…
Растворяясь в сумерках, сознание Марьи слегка покачивалось на густых фиолетовых волнах полумрака, заполнявшего углы огромной квартиры и перемешивающего очертания и звуки.