– Я снова в СССР! – дурашливо замурлыкал Пол. – Снова в эс-эс… Снова в эс-эс… Снова в СССР!…
Но никто его показного веселья не поддержал.
7
Самолет остановился, двигатели смолкли. Затем он медленно поехал вновь. Его явно тащили на буксире. Наконец лайнер встал окончательно, и уже совсем другой, мужской, голос пробормотал по радио, что можно расстегнуть ремни.
– Пойдемте скорее! – скомандовал Бронислав. – Нас должны встречать.
Музыканты и жены не заставили себя долго ждать – сказывалась многолетняя практика побегов от поклонников и репортеров.
Они первыми оказались у двери, и стюардесса, улыбаясь, распахнула ее. У стоявшего впереди всех Джона перехватило дыхание от ударившего в лицо холодного ветра. Очки моментально забило снегом.
К удивлению «битлов», ни поклонников, ни репортеров не было. Их встретила только пурга. Она выла и горстями швыряла в лица твердый и крупный, как рисовые зерна, ледяной песок. Она задирала полы одежды и добиралась своими стылыми пальцами до лопаток и ключиц.
В свете бьющего в глаза прожектора они принялись медленно, ступенька за ступенькой, спускаться по трапу во тьму, придерживаясь за холодные поручни и чувствуя, как обрастают инеем веки и начинают неметь пальцы в тонких перчатках.
Внизу тьма уже не казалась такой кромешной, все было скорее серым и мглистым.
Вслед за ними остальные пассажиры сошли с трапа и сразу же забрались в обшарпанный автобус, который медленно двинулся к зданию аэропорта. «Битлам» Вепрев в него сесть не позволил.
– Чего мы ждем? – сердито спросил его Джон.
– Терпение, – успокаивающе поднял руку тот. – Они никогда не опаздывают…
И тут из промозглой серости к ним неслышно подплыл огромный, необычно угловатый черный лимузин.
– Давайте внутрь, – скомандовал Бронислав.
Мягко хлопнули массивные дверцы, разом оборвав завывание вьюги. В теплой и уютной утробе автомобиля пахло дорогой кожей, достатком и властью.
Водитель поднес к уху черную эбонитовую трубку и доложил:
– «Первый», я «Третий», «песняров» встретил, готов выдвигаться.
Из трубки раздались рычание и треск.
– Слушаюсь, – сказал водитель, и тяжелая машина, легко взяв с места, помчалась по шоссе, отсвечивая синим проблесковым маячком.
Джон пригрелся на плече Йоко и уже было задремал, но тут над самым ухом раздался ее раздраженный голос:
– Неужели тут никого не интересует наше прибытие? Почему я не вижу ни одного репортера? Стоило ли тогда приглашать?
– Сначала вас прослушают в ЦК, – отозвался Бронислав, – и только когда дадут «добро» на ваши выступления, в наших газетах об этом напишут.