“У тебя нет чести!”
Предсмертный крик женщины-генерала тем самым эхом из колодца доносился до его слуха.
– Однажды я убил человека, – внезапно, даже для самого себя, произнес Хаджар. – он хотел уничтожить всех слабых, чтобы в мире остались лишь сильные. И тогда, если каждый силен, не было бы никаких притеснений. Не было бы войн. Лишь покой. Ведь сильный и сильный, это…
– Взаимное уничтожение, – закончила за Хаджара принцесса. – Звучит жутко, но… логично.
Хаджар кивнул. Солнцеликий действительно звучал логично.
– Но он был не прав.
– Почему?
Хаджар посмотрел на Лэтэю, а затем снова на Ронг’Жа.
– На каждого сильного всегда найдется тот, кто сильнее.
– Значит, ты хочешь предложить, чтобы все стали слабыми?
– Не знаю, – снова пожал плечами Хаджар. – Я просто не хотел, чтобы тебе тоже снились лица людей, которые погибли из-за тех решений, что приняла ты или приняли за тебя.
Они снова замолчали.
Этот день.
В этот день, несколько десятилетий назад, Хаджар, про приказу Императора Моргана, уничтожил Лунную секту.
– Ты хоть иногда про них забываешь? – спросила Лэтэя.
Вместо ответа Хаджар продолжил перебирать струны.
Может, когда-нибудь, он найдет ответ на этот вопрос. На этот и на предыдущий. Про сильных и слабых.
Но не сегодня.
Сегодня он просто играл на Ронг’Жа. Смотрел на костер. И сидел рядом с другом, которого, казалось, знал всю свою жизнь.
Город Звездного Дождя встретил своих воинов, как и положено встречать победителей. Люди высыпали на улицы. Они кидали под ноги идущим лепестки цветов. Что-то кричали. Размахивали платками. Девушки и матери, пробиваясь через толпу, пытались увидеть есть ли на центральном проспекте, среди раненных, их родные.
Хаджар, насколько успел заметить, чем дальше по пути развития, тем меньше, среди самых могущественных адептов, оказывалось женщин.
Когда-то, будучи в Лунной Армии, он мог с легкостью заверить, что треть его армии состояла из женщин.
Теперь же, в чужих землях, на десять тысяч бойцов насчитывалась едва сотня представительниц прекрасного пола. Наверное это обуславливалось какими-то объективными причинами, но Хаджару было не до них.
— К такому можно и привыкнуть, — Густаф ловил лепестки пальцами и отпускал обратно гулять по ветру.
Иногда он пересекался взглядом с кем-нибудь из девушек, обмениваясь с ними молчаливыми фразами о самом насущном. Жизнь воина, не важно – адепт он или смертный, всегда проста. Либо война, либо любовь и лишь великим мудрецам ведомом, что из этих двух состояний убивает воина быстрее.
Перед ногами Хаджара, отказавшегося взбираться на “лошадь”, упал алый лепесток.