Четыре тысячи миль на "Сибирякове" (Канторович, Дьяконов) - страница 18
Начальник экспедиции О. Ю. Шмидт, немедленно по выслушании рапорта капитана о потере "Сибиряковым" винта, приказал объявить аврал. Время было позднее — около полуночи, но еще никто не спал. Взглянув на часы, О. Ю. Шмидт отдал приказ первой смене приступить через пять минут к работе. В этой работе должны были принять участие все без исключения — каждый по силе и способности. Задание было: перегрузить в самом срочном порядке из кормовой части ״Сибирякова״ в носовую весь запас продовольствия и перебросить в носовую же часть судна весь запас угля в количестве около 400 тонн. Работа должна была вестись круглые сутки, без перерыва, — надо было пользоваться тихой погодой и спокойным состоянием моря.
Перегрузка судна на плаву — нелегкая вещь, особенно когда нужно создать довольно сильный искусственный ״дифферент״, как говорят моряки. В этих условиях судно легко теряет свою остойчивость, и потому достаточно переместить сравнительно небольшой груз с одного борта на другой, чтобы вызвать крен или выровнять его. Во время работ на "Сибирякове" по смене лопастей винта заметный крен был раз выровнен переносом с левого борта на правый всего ста окороков!
Понятно, что не только шторм, но даже свежий ветер мог при таких условиях повлечь за собой самые тяжелые последствия. К счастью, погода благоприятствовала, и успешному проведению тяжелой работы ничто не помешало. В аврале участвовали все. Научные сотрудники превратились в грузчиков, превышая все нормы квалифицированных рабочих и стивидоров Ленинградского и Архангельского портов. Зоологи стояли у лебедок, гидрологи насыпали уголь в мешки, геологи таскали на себе такие тяжести, о которых никто и мыслить не мог, сидя у себя в Ленинграде! Угольная пыль покрывала лица, хрустела на зубах, превращала в негров белокурых северян, толстым слоем ложилась под ногами. День и ночь трещали лебедки, день и ночь скрипели на блоках металлические тросы, день и ночь шлепали стропы по темным стенкам угольных ям. А там, внизу, в непроницаемом черном облаке угольной пыли, сквозь которое желтыми пятнами просвечивали электрические лампочки, работали, задыхаясь от духоты, обвязав рты тряпками, ״угольщики״, насыпавшие уголь в шестипудовые мешки. Строп обхватывает сразу несколько мешков, поворот рычага лебедки - вытягивается и бежит кверху металлический трос, стрела лебедки поворачивается, и на кромку трюма складываются мешки. Строп снимается, трос уходит опять в темную глубину, из которой поднимается столбом черного дыма пыль, а мешки один за другим послушно и быстро ложатся на широкие спины подбегающих к ним очередных грузчиков. Человек идет, согнувшись в три погибели, дрожат и подгибаются усталые ноги, трудно дышит грудь, в ушах звон и шум, скользкая палуба убегает куда-то в сторону. Еще один шаг, и грузчик тяжело падает, по ему помогают встать товарищи, снова наваливают на спину мешок, который так трудно удерживать за угол, и опять бежит вереница людей один за другим к носовому трюму. Длина ״Сибирякова״ всего семьдесят метров, а от трюма до трюма — расстояние и того меньше, но эти несколько десятков метров кажутся бесконечными после двух-трех часов непривычной работы. А каждая бригада работала шесть часов под ряд! Из первого носового трюма надо было выгрузить продовольствие, рассчитанное на полтора года, экспедиционное снаряжение и сложить это все на баке, а освобожденный носовой трюм перегрузить уголь из третьего кормового трюма. Работу закончить в четыре дня, затем сменить в следующие четыре дня лопасти винта и в два последние дня перегрузить псе обратно. Программа работы - весьма широкая для семидесяти участников экспедиции, если считать, что каждый мешок угля, каждый килограмм продовольствия и снаряжения приходилось перетаскивать по крайней мере дважды.