— Такое разве забудешь?
События того зимнего дня навсегда засели в памяти Иосифа. Позицию их батареи обстреливали минами, которые начали рваться вверху, попадая в стволы и крупные ветки деревьев. И тысячи осколков сверху косили солдат у орудий и в окопах. Спасали только узкие щели, где солдаты, вжавшись в самое дно, лежали до конца обстрела. А лошади, беспомощные лошади, гибли. Из всех батарейных лошадей уцелела только Майка. Каким-то неведомым способом Колька затащил лошадь в окоп и заставил там лечь. Тем и сберег. Половину батареи тогда выбило. Иосифа передернуло от тяжёлых воспоминаний.
— Ефим, вон там КП твоего комбата, топай туда, получишь свою персональную лопату.
— Не боись, Иосиф, не припашут. У меня своя задача, да и начальство у меня своё. — Ефим закинул за спину радиостанцию и решительно двинулся на КП батареи.
Иосиф грустно посмотрел ему вслед, тяжело вздохнул, спрыгнул в окопчик, чтобы продолжать опостылевшую, но ставшую уже привычной работу.
КП уже почти полностью отрыли, но накат-крышу ещё не сделали, только начали подвозить бревна. Заниматься устройством стационарной связи сейчас — только под ногами болтаться. Ефим тщательно завернул станцию в плащ-палатку, поставил её к стволу дерева и пошёл в посёлок, куда должны до вечера перебраться вторая и третья батареи. К холму прилепился совсем маленький посёлочек, не то что Толльмингкемен, но и здесь места для батарейцев хватало. Один из домов уже заняли солдаты, здесь же по соседству возился и вездесущий Колька. Отправившись за второй пушкой, Колька завернул в посёлок и занял приглянувшийся ему дом с двумя капитальными сараями. Увидев Ефима, он обрадовался:
— Давай, обустраивайся здесь, пускай все видят, что место занято. Следи, чтоб никто сюда не сунулся. Мне задерживаться нельзя, до вечера буду орудия перетаскивать. Вернёмся поздно. И я и лошади будем чуть живые.
Ефим отыскал две дощечки, уголёк. Написал: «Расположение второй батареи. Все занято». Одну дощечку прибил на калитку, вторую на дверь дома. Комнаты за несколько дней выстудились, но затопить печку Ефим поосторожился: корректировщики огня засекут дым из трубы, да и накроют снарядом. Для опытного артиллериста дело нехитрое, могут и без пристрелки шарахнуть. Но все-таки желание согреться взяло верх над осторожностью, и, выбрав самые сухие поленья, сержант затопил печь. Чем суше дрова, тем жарче они, от такого огня и дым прозрачней. Его труднее заметить с трёх-четырёх километров. Печка весело загудела, набирая тепло. Ефим прикрыл нижнюю дверцу-поддувало, чтобы уменьшить тягу, ну, и чтобы уголёк не выскочил на деревянный пол.