— Курс?
— Курс триста шесть!
— Право два.
— Есть право два!
— Два, сказал, не десять! — в голосе капитана звучит металл. — Одерживай!
— Есть одерживать!
Траулер тащит вправо. Не учел инерции многотонной громады, резко повернул руль и теперь не могу удержать судно на заданном курсе. Чтоб тебя!..
— Курс? — снова раздается из темноты.
— Курс триста четырнадцать!
— Лево шесть! — голос капитана накаляется,
— Есть лево шесть!
Теперь судно, как норовистая лошадь, закусив удила, прет влево. На подсвеченной картушке компаса стрелка показывает не триста восемь, как велит капитан, а уже триста один, и «Катунь» продолжает медленно, но верно катиться на левый борт.
— По чистому полю гарцуешь?! — взрывается капитан. — Здесь банки кругом. Не рыскать!
— Есть не рыскать!
И рад бы не шарахаться из стороны в сторону, да не получается. Нет еще чувства слитности с траулером, мы с ним еще не составляем единого целого, когда судно легко и послушно подчиняется малейшему движению рук рулевого, как умная лошадь хорошему наезднику. Вроде бы чуть-чуть и подворачиваю штурвал, а картушка компаса вдруг несется вскачь, крутится больше, чем надо, и я с перепугу верчу штурвал в обратную сторону, чтобы удержать траулер на заданном курсе, и еще больше сбиваюсь С курса. Главное сейчас — почувствовать судно, его норов, предугадать его стремление, и тогда дело в шляпе, тогда траулер будет слушаться как миленький.
— Курс?
— Триста семь!
— Так держать.
— Есть так держать!
— Влево не ходить, — строго предупреждает капитан.
— Есть влево не ходить!
По спине течет ручеек. Всего полчаса стою на руле, а от напряжения и безуспешного старания удержать судно на заданном курсе взмок. Окаянная «Катунь»! То влево ее несет, то вправо тащит. А по сторонам мель на мели. Идем узким фарватером.
Глухая ночь. Студеный ветер врывается в открытое лобовое окно, возле которого сидит на откидном стульчике капитан в полушубке с поднятым воротником и в надвинутой на глаза фуражке.
Сырой, с брызгами «норд» гуляет по затемненной рулевой рубке, пронизывает насквозь, а мне жарко. От неподвижного стояния у рулевого пульта закаменели мускулы ног. Чувствую, сейчас сведет судорогой. Этого еще мне не хватает!..
— Курс?
Вздрагиваю, гляжу на картушку компаса и холодею. На руле триста два градуса вместо трехсот семи! А приказано влево не ходить. Сейчас что-то будет!
— На курсе, спрашиваю! — хриплый капитанский голос подстегивает меня.
— На курсе триста два, — безнадежно лепечу я почему-то сразу пересохшим ртом.
— Отстранить от руля! — жестко приказывает капитан.