Девушки смотрели на него и ждали объяснения. Но он ничего не мог им сказать. Что за важная персона такая этот Овечкин, если Басуржицкий затевает целую интригу, дабы нанять его на работу? Может, конечно, это его обычная манера…
– А как наняли вас, Фируза? – спросил он.
– Я увидела объявление в газете. Позвонила, встретилась с Даниилом Федоровичем, он задал мне обычные вопросы – образование, опыт работы и тому подобное. Сказал, что я подхожу. Вот и все. Назавтра мне было объявлено, что я не имею права выходить из дома, пока не уволюсь.
– Вас это удивило?
– Еще бы!
– Вы не пытались уволиться сразу?
– Нет… Честно признаться, мне очень нужны были деньги. Басуржицкий сулил много. Я подумала, что условия бывают всякие, в том числе и странные, и согласилась, тем более, что он сказал – это ненадолго. Месяца на три… Ну, а потом мы подружились с Май.
Михаил Анатольевич задумался. Что ж, девушку наняли вполне обычным путем. Значит, с ним и вправду что-то не то… но стоит ли говорить об этом? Женщины и без того испуганы. И совершенно беспомощны. Пока не появился Овечкин – какой-никакой, но все-таки мужчина, – они и вовсе ничего не могли сделать. Он хоть знает, к кому обратиться, если… Вот именно – если! Сердце у него снова сжалось, но он постарался улыбнуться.
– Не знаю, зачем я понадобился Басуржицкому. Может, он решил, что вы заскучали?! Но как бы там ни было, я думаю, это скоро разъяснится. Пока же – давайте подумаем. Если меня не уволят, каким образом можно сбежать отсюда?
* * *
Ни до чего они не додумались. К вечеру у Михаила Анатольевича разболелась голова, и он почти рад был уединиться у себя в комнате в ожидании ужина. Ему чертовски не хотелось выглядеть перед женщинами таким же беспомощным, как они сами. Но выхода и вправду не было. Все трое не могли выйти за пределы своей половины квартиры никуда, кроме как в оранжерею. Путь из окон на крышу был заказан – отсутствовал карниз, по которому можно было бы добраться до водосточной трубы, например, да и водосточных труб на стене не наблюдалось. Чему в глубине души Овечкин был даже рад, ибо при одной только мысли о подобном подвиге у него кружилась голова и подгибались коленки. Так что выйти из квартиры можно было лишь одним способом – через входную дверь. А стало быть, нужно добиваться разговора с Басуржицким, хотя бы для того, чтобы оказаться поблизости от этой двери. А там – что Бог даст.
Овечкин не сомневался, что разговор об увольнении выйдет очень коротким. Басуржицкий скажет «нет» и отправит его восвояси. Подраться с ним Михаил Анатольевич был бы очень не прочь, да вот беда – он никогда в жизни не дрался. В исходе боя тоже можно было не сомневаться.