* * *
— Кушай, набирайся сил, — снова чем-то брякнула матушка.
Алекс-Илья обернулся и удивлённо уставился на малюсенькую мисочку, едва до половины заполненною какой-то красной субстанцией.
«Ну ладно», — подумал он, усаживаясь на крепкий деревянный табурет. — «Если они это едят, значит, как минимум съедобно», — и, зажав в ладони миниатюрную ложку, приступил к трапезе, и не прогадал.
Борщ, — а именно так назвала блюдо хозяйка, — оказался невероятно вкусным, и если бы не скромных размеров желудок донора, Алекс попросил бы добавки.
— Поел? — ставя на стол глиняную кружку, поинтересовалась мать.
Алекс кивнул.
— Попей кисельку тогда и иди отдыхать. Тебе поспать нужно…
Что такое кисель, он не знал, но безропотно взял кружку, тремя глотками вливая в себя её содержимое.
«Вкусно», — машинально вытирая рукавом рот и не успев перехватить рефлекс хозяина тела, аж крякнул он. Почему он не знал о существовании такой вкуснятины?
Хотя, даже если в его книгах и упоминалось о неких кулинарных шедеврах, приготовить подобное он всё равно не смог бы, попросту не хватило бы ингредиентов.
«Ну и ладно», — с шумом поднимаясь из-за стола, — на пол рухнула табуретка. — «Пойду отдохну, утро вечера мудренее…»
Дойдя в сопровождении матери до своей комнаты, он прошёл внутрь и, упав на длинную и широкую кровать, довольно потянулся. «Вот ведь жизнь», — подумал он. — «Тепло, светло, красиво…»
«Интересно, а это что такое?» — с недоумением уставился он на аккуратно стоящий в углу мольберт. — «Да ладно… Живопись? Не может быть», — образ деревенского дурачка совершенно не ассоциировался не то что с кистью и красками, Алексу даже сама мысль, что он мог предположить такое, показалась мега абсурдной. Но оставить догадку без подтверждения или опровержения он уже не мог, поэтому споро поднялся и, остановившись возле мольберта, нерешительно замер.
Тут явно кто-то работал, и причём не так давно. Об этом говорили не только влажные кисти и не убранные следы краски — сама атмосфера ещё хранила след художника. И, прислушавшись к своим ощущениям, он отчётливо понял, этим художником всё-таки был он, точнее, тот, кто раньше находился в этом теле.
«Жестоко…» — подумал Алекс, и ему вдруг стало жаль деревенского неумёху. Он взял в руку кисть и, попытавшись вызвать мышечную память, нерешительно провёл по холсту.
— Так, вот так, и ещё разик туда же, теперь сюда и сюда… — увлечённо малевал он, но, как ни старался, выходила лишь какая-то мазня.
Ну и неудивительно — он сам никогда не рисовал. Так что всё правильно.
Положив кисть на место, Алекс решительно подошёл к шкафу и, неловко ухватившись за маленькие ручки, потянул на себя.