В какой-то момент Аверан сдался, ослабив напор, он оторвался от моих губ, взглянул в глаза и хрипло заметил:
— Вы становитесь невероятно прекрасной, когда злитесь, Элизабет.
— Вы мерзавец! — прошипела я.
— Вы же понимаете, я все равно добьюсь своего, — взбешенно произнес он.
— Своего «чего»? — уточнила я.
Он отстранился, пристально глядя на меня. Некоторое время молчал, затем зло и отрывисто заговорил:
— Элизабет, я молод, чертовски хорош собой, богат, у меня высокое положение в обществе, я герцог, в конце концов, так скажите, что же вас не устраивает во мне?
— Лорд Аверан, вы шутите? — потрясенно спросила я.
— Я спрашиваю, Элизабет, — прорычал он.
И я сорвалась, высказав ему все, что думала:
— Вы самодовольный надменный мерзавец, лорд Аверан. Тщеславный негодяй, который убежден, что в силу его положения, знатности и богатства, все должны склонять перед ним голову, и получающий искреннее наслаждение от ощущения собственной власти. Вы — подонок, подсказывающий юношам как следует запугивать девушке так, чтобы они не смели никому признаться в том, что их обесчестили. Вы подлец, считающий себя вправе мстить леди за то, что она осмелилась сказать правду о вас. Вы сволочь, опустившаяся до попытки скомпрометировать девушку исключительно из прихоти, не задумываясь даже о том, что ломаете этим поступком ее жизнь, обрекая на одиночество и всеобщее порицание до конца ее дней. Вы гад, считающий себя вправе ради собственного удовольствия провоцировать на вызов на дуэль, превосходно зная, что вы сильнее и зная, что об этом известно вашему противнику. И вы негодяй, похитивший меня, из чувства собственного бессилия! Я что-то упустила, лорд Аверан?
Он промолчал, глядя на мои распухшие от его поцелуев губы.
Аверан смотрел на них несколько долгих минут, а затем взглянул в мои глаза долгим внимательным взглядом, нарочито медленно наклонился и прошептал, практически касаясь моих губ:
— Я настолько ужасен?
Мне хотелось ответить грубо и резко, но от чего-то голос отказал, и я лишь прошептала:
— Да, лорд Аверан.
Он хмыкнул, провел рукой по моей щеке, убирая выбившийся во время нашего противостояния локон, вновь взглянул в мои глаза и прошептал:
— Всегда думал, что у тебя карие, шоколадного цвета глаза, но я ошибся.
— В чем же? — я не понимала себя, не понимала, что происходит, и почему самым неимоверным образом ловлю каждое сказанное Авераном слово.
— Твои глаза вовсе не шоколадные, — продолжил герцог, с нежностью, которой я совершенно не ожидала от него, заправляя мой локон за ухо, — они цвета крепчайшего виски… Они опьяняют.