С надеждой взглянул воин, тревоги в глазах больше чем надежды.
— Говори правду мать, все приму как есть. Что с Делаей, где дочь моя?
Помогли воины старухе спешиться, под дерево на шкуру усадили, только тогда Исея ответила:
— Гордись дочерью, Ракеш, как кошка Делайя, хоть и с большой высоты упала, а приземлилась на все лапы. Не раррой в племени Черного Волка, а единственной женой Рхарда пятого волка.
Удивленно смотрит сын на мать, с трудом словам верит.
— Не берут Черные Волки жен из иных племен…
— Жена она, Ракеш, — смеется старуха, — жена. Тяжело ей будет в племени, ни законов не ведает, ни правил, но сильна и умна Делайя, со всем она справится.
И не знает Ракеш пировать или грустить. Не стала раррой дочь его, а вошла в племя всеми уважаемое, но и не сможет он теперь дочь увидеть. Уж не бегать Делайе по светлице на радость отцу и матери, не петь песен с подругами, не водить хороводы. И радостно и печаль съедает.
* * *
Поцелуями разбудил Рхард жену любимую. Да не мог лежать долго, быстро дом покинул. Не стала и Делайя разлеживаться.
Бабочкой порхала по дому. Пело сердце молодое, и Делайя вместе с сердцем пела. Ручейком звенели песни девичьи, слышны слова дочери племени Белого Тигра и на улице. С неодобрением смотрят волки на дом Рхарда Стража.
А Делайя ведра подхватила да к колодцу направилась. Платье на ней яркое, цвета зари вечерней, в косу вплетена лента красная, идет улыбкой светится. А у колодца ждут ее женщины племени Черного Волка, вдвое их больше против вчерашнего. И с водой набранной ждут, а больше всех Яра видеть хотела. Стоит волчица, глаза злые, губы сжатые.
— Доброго дня вам, честные женщины! — поясно поклонилась Делайя, а уж улыбкой одарила каждую.
Хмурые лица у жен в племени Черного Волка, руки у них грубые, лица ветром обласканные, кожа смуглая. Как солнышко меж ними сияет Делайя, и улыбку скрыть не может. Ждали ее слов женщины, а пуще всех Яра ждала, и сама же и не удержалась:
— Груб воин Рхард, да другую любит, не уж-то не знаешь?
Еще больше улыбка Делайи стала, даже зубы белые, ровные в улыбке обнажила, хоть и знала что невежливо это, а голос ручейком журчит:
— Самый лучший у меня муж! А большего и сказать не смею, не годится жене мужа обсуждать… только сердце мое поет о Рхарде волке пятом, и руки весь мир обнять желают!
Смотрят косо на нее жены, чьи лица морщины покрывают, да понятливо улыбаются те, что с волосами коротко остриженными.
— Страшен Рхард, нелюдим, — заговорила женщина, что рядом со знакомой Аршой стояла, — да видно вытоптали путь к его сердцу ноги белые.