Раньше казалось: надо быть как батя, да и все. А вот не выходит… Батю люди принимали, а его, Осташу, не принимают. Он как домовой: от сатаны отстал, к людям не пристал. Для всех он чужой, нежеланный, неправильный. Ничего-то и сделать не успел, а все на него, как псы, уже озлобились. Осташа понял, что он уже очень устал от того, что не таков, как хочется самому, и не таков, как хочется другим. Межеумок он – не бурлак и не сплавщик, не заводской и не пристанской, ни себе и ни людям. И все его гонят прочь. А ведь он – не пустышка: ему есть кем стать и в кого быть. «Тяжко мне, батя, в лесах… Я на Чусовую пойду. Я на Чусовой меж людей себе место зубами выгрызу».
Туманным, холодным и вялым утром Осташа вылез из полсти и поежился. Кругом был лес. Верхушки деревьев таяли в мокрой хмари. С еловых лап капала роса. Пожухлая трава казалась ледяной. От дыхания шел пар. Веденей вынырнул откуда-то из-за деревьев. Осташа в первый раз внимательно оглядел его и поразился: Веденей весь словно был сделан из бересты. На голове его криво сидел берестяной колпак-битук; штаны и лопотина были скроены из вареной бересты – тиски; ноги были обуты в берестяные сапоги-верзни; даже длинные грязные серые волосы и борода казались берестяными.
– Ты бы хоть зайца подловил да ободрал, – сказал Осташа.
Веденей устало улыбнулся. Белки глаз его покраснели от бессонной ночи. В одной руке он держал деревянный молоток-колот, которым оббивают шишки с деревьев, в другой – кузовок-пайву, тоже, конечно, берестяную.
– На, поешь, – протягивая пайву, полную кедровых орехов, сказал Веденей. – Я уже налущил. Больше у меня есть нечего.
Осташе орехов хватило на пять хапков. «Когда ж я по-человечески-то потрапезничаю?..» – подумал он.
– Ну и куда мы идем?
– Ко мне, на Костер-гору, – пояснил Веденей. – Ур-мань-кур, по-вогульски. Знаешь такую?
– Я что, на вогула похож? Послушай, дядя Веденей, зачем я тебе нужен? Отпусти ты меня… Укажи дорогу на Чусовую.
– Вот дойдем до Костер-горы, поговорим, там и видно будет, – уклончиво ответил Веденей. – Пошагали, давай, милок, собирать нам нечего…
И они шли еще целый день. Веденей не искал приметок, затесей – шел как зверь, словно по чутью. Но на пути им не приходилось лезть через валежник, обходить болотину или бочажины – значит, Веденей все ж таки выбирал дорогу, где почище. Однако он ни разу не провел Осташу верхом горы, чтоб в просветах Осташа смог увидеть окоем, смог нашарить взглядом дальнюю реку, и ни одного ручья они не перешагнули.
– Ловко ты меня ведешь, – заметил Осташа.
Веденей оглянулся, усмехнулся и бросил Осташе красноватую гроздь недозрелой рябины.