– Ты отца Мирона не трожь, паскудник, – угрюмо предупредил Колыван. – Не вашему толку его понять. Меньше под никонианцев надо подстилаться.
– Дозвольте, батюшка, в дом пройти, – вдруг раздалось за спиной Осташи, и он вздрогнул. Это сзади неслышно подошла девка, сестра Петруньки.
Осташа оглянулся и шагнул в сторону. Девка стояла опустив глаза, держала в руках стопу помытых плошек. «Неждана», – вспомнил Осташа, как зовут дочь Колывана. Он видел Неждану только голенастой девчонкой и совсем не узнал ее теперь.
– Ты почему без моего дозволенья на реку идти посмела? – сквозь зубы спросил Колыван.
– Я думала, батюшка, вы совсем из дому ушли, до вечера не вернетесь, – девка отвечала покорно, но без робости.
Колыван молча ударил ее по руке. Все плошки разлетелись, покатились по мосткам, поплыли по луже.
– Собери и вымой, теперь дозволяю, – сказал Колыван. Неждана нагнулась и принялась собирать посуду. Осташа нагло, напоказ Колывану, смотрел на девку, на ее крутые бедра и круглый зад, плотно обтянутый сарафаном. Борода зашевелилась на скулах Колывана, но Колыван молчал. Неждана выудила из лужи последнюю плошку, распрямилась и пошла обратно к реке. Взгляд ее черных красивых глаз из-под низко повязанного платка полоснул по лицу Осташи.
Осташа не посмотрел вслед девке, но сощурился на Колывана, словно со знанием дела и бесстыдством намекнул: «Хороша!..»
– Ты все сказал? – тихо спросил Колыван.
– Это ты еще не все сказал. Докажи мне, что батя мой корыстовался и честь сплавщика замарал.
– Бате твоему царь Петр Федорович казну доверил, а он ее увел…
– Ну, ты это Бакирке-пытарю спой, – перебил Осташа.
– Откуда тогда у твоего бати своя барка? С каких заработков?
– Да с тех же, что и у тебя. Только у бати твоей семьи не было – я да Макариха, которая необлужна. Вот и скопил.
– Я десять лет коплю, да не скопил, а он за три года сумел? Пустое! Он помаленьку из царевой казны таскал, чтоб незаметно было, – вот и натаскал на барку.
Колыван говорил верно: за три года, хоть всё откладывай, не собрать на барку. Откуда же батя взял деньги?
Осташа не знал, не знал. Но он знал другое: чего бы там ни было, батя никогда бы и гроша не взял из царевой казны. Ведь он сам же сказал: придет Петр Федорович снова и заберет казну, и никто больше на нее права не имеет. Осташа верил бате. Батя не врал. Батя не вор. Но веру эту нечем было доказать.
– Коли он потихоньку таскал, зачем же этой весной барку убил и сбежал, как ты говоришь? И так никто его за руку не поймал, ему и без того хорошо было!
– А я тебе, дураку, скажу зачем. Знаешь, кого он в своей казенке арестантом вез?