— Сидите спокойно, черт подери, — рявкнул партизан.
— Тесно тут, ноги немеют, — оправдывался граф, не отводя жадного взгляда от Регины.
Путевой мастер встал и негромко причмокнул, словно чего-то отведав. Потом он сказал:
— Ну, будем здоровы.
— Глядите, какой бойкий, — с неудовольствием заметила пани Мальвина. — Не годится этак, молчком, ни слова не сказав.
— Чего тут болтать лишнее!
— В такой день, — возмутилась пани Корсак. — Вам-то, может, и все равно. Но она-то молодая, эту минуту потом до конца жизни будет вспоминать. Дайте-ка я скажу.
Она встала, возбужденная, с нездоровым румянцем на щеках. Стопочка, до краев наполненная водкой, дрожала в ее пальцах.
— По старому обычаю извещаю всех присутствующих и отсутствующих, что находящиеся здесь пани Регина и пан Добас…
— Моя фамилия Дембицкий, — поморщился путевой мастер.
— Так мне удобнее, давнишняя привычка… Что находящиеся здесь с нами за одним столом пани Регина и пан Дембицкий обручаются. Прошу гостей выпить за здоровье молодой пары.
Мы поднялись с мест. Громко зазвенели стаканчики. Тепловатая жидкость тяжело поплыла в наши глотки под аккомпанемент деловитого булькания.
Мы уже собирались снова сесть, но пани Мальвина запротестовала.
— Что? По-еврейски? Не позволю. Пан Дембицкий, вы мужчина, вам первому полагается.
И тогда путевой мастер неловко обнял богатое, дородное тело Регины, привлек ее к себе, как рычаг стрелки, и чмокнул невесту где-то возле носа.
Под возбужденный шум голосов мы стали закусывать. Граф доверительно нашептывал мне на ухо.
— Вы не поверите, на что она способна. Она воплощенная плоть, это я вам говорю. Я не один раз за ней подглядывал. Когда еще было тепло, она ходила на реку. Ложилась на солнце у самого берега и так распалялась, так возбуждалась. Потом она каталась по горячему песку. Безо всякого стыда, как кобыла. Меня дрожь пробирает при одном только воспоминании.
— Может, позволите шпротку, вон баночка стоит, — неуверенно сказал я.
Граф посмотрел на меня бесцветными глазками и покачал головой.
— Ах боже! Что за стеснительность! — вдруг вскрикнула пани Мальвина. — Пан Крупа ни капельки не выпил.
Все мы посмотрели на партизана, а он сидел низко опустив голову.
— Голова у меня болит, — недружелюбно сказал он.
— Ишь ты, какой деликатный, — хитро улыбнулась пани Мальвина. — От рюмочки у него голова заболела. Ну, не капризничай, как ребенок. Такой момент…
Корсак подхватил его под руки, а пани Мальвина силком стала впихивать стопку в стиснутые зубы партизана. Некоторое время он сопротивлялся, но ему было стыдно так откровенно демонстрировать свое поражение и в конце концов он позволил влить в себя водку. На каком-то глотке он, однако, поперхнулся и выплеснул жидкость на колени Корсака.