— Ишь ты, как нахохлился. От того-то и водочка не впрок пошла.
Ромусь пустым взглядом смотрел в окно.
— Глувко идет, — сказал он угасшим голосом.
Никто не обратил внимания на его слова. Тогда он упрямо повторил:
— Глувко идет домой.
— Кто? Где? — крикнула пани Мальвина. — Позвать его! Пусть повеселится с нами!
При виде пирующих, высовывающихся из будки, сержант Глувко остановился у рва. Выражение лица его свидетельствовало о глубоком моральном переживании.
— Пан Глувко, просим к нам, просим, рюмочка ждет, — горячо приглашала его пани Мальвина.
Сержант подправил ремни и переступил с ноги на ногу.
— Возвращаюсь с обхода. Жена дома ждет.
— Жена не заяц, не убежит, — двусмысленно захихикал Ильдефонс Корсак.
— Милости просим, у нас большой праздник, — добавила пани Мальвина.
Сержант Глувко горько вздохнул и оглянулся назад, на городишко.
— Вам-то хорошо, а у меня дома жена, дети…
— Дети — дело наживное, — перебил его Ильдефонс Корсак.
— Заткнись ты, не болтай чепуху. Пан участковый, просим хоть на минутку.
Сержант Глувко всем своим естеством боролся со сладостным искушением, нервно перебирал ногами, выпачканными в грязи до самых колен.
— Не могу, простите меня, не могу. Жена, знаете, нервная, никакого понимания у нее нет. Может, как-нибудь в другой раз.
— В другой раз — про запас, — сказал граф. — Да будет вам ломаться. Что за кривлянье.
— Легко вам говорить, — жалобно защищался Глувко. — Эх, жизнь, жизнь.
И все-таки он не уходил, раздираемый внутренними сомнениями этического порядка.
Его подхватили под руки и, весело пошучивая, потащили к столу, полному предательских соблазнов.
— Прошу прощенья, но только на четверть часика, — лицемерно отбивался сержант. — Выпью одну — и сейчас же домой.
— Одна, одна, кишка тонка, — кривлялся Пац.
— Пан граф, негоже вам разговаривать, словно в хлеву. Вы человек ученый, — возмутилась пани Мальвина.
— Я не-е гра-граф, — вдруг побледнел он. — Я не-е уч-ченый. По-оследний раз пре-редупреждаю…
Мы снова сели за стол. Путевой мастер осторожно разливал водку. Сержант жадно прислушивался к милым звукам, озабоченно поглядывая в окно, туда, где виднелись красные крыши городка.
— Ну, будем здоровы, — сказал хозяин.
Мы выпили, крякнули, сержант Глувко уже бодрей пошарил взглядом по столу.
— Может, спеть, — сказала пани Мальвина. — Ты не знаешь ли песни, Ильдечек, подходящей для такого случая?
— Я спою, но только по-русски.
— Затихни ты, проклятый. Вечно одно и то же. Отберите у него стаканчик, он ведь, бедный, слабенький, от одного запаха может сковырнуться!
Регина откинулась назад, оперлась спиной о подоконник и стала обмахиваться рукой, как веером. Она смотрела на свои груди, не вмещавшиеся в белое, девичье платье. Граф Пац нервно дергался.