— Нет, — услышал я голос Регины.
Партизан назойливо что-то ей объяснял.
— Нет, — повторила Регина.
Звякнула какая-то банка, зашелестела юбка.
— Да уходи-ка, ну, слышишь?
— Я раздумал и не уйду.
— Захотелось ему, ишь ты… И не таковские сюда приходили.
— Если пожелаешь, можем уехать.
— И куда же?
— У меня друзья в Варшаве. На высоких постах. В правительстве.
— Я, слава богу, еще молодая и собой вроде бы недурна, с кем попало связываться мне не к чему.
В темном помещении раздался такой громкий стук, что стекла задрожали.
— А ты мне тут не размахивай своей колотушкой. Кавалер нашелся.
С минуту было тихо, потом партизан сказал ей что-то шепотом.
— Подумаешь, напугал. Я говорю нет, и кончено. Убирайся, а то покупатель войдет, а я по твоей милости стыда не оберусь.
Зазвонил маленький монастырский колокол. Его дробные, округлые звуки скатывались вниз, в городок, как бусинки.
— Нет? — спросил партизан.
— Нет.
— Смотри, пожалеешь, да поздно будет.
— О чем мне жалеть — что не пошла в кусты с пьяницей?
— А ты знаешь, почему я пью?
— Не знаю и знать не желаю.
Снова напряженное молчание.
— Ну? — настаивал партизан. — Ты мне ответишь?
— Восемьдесят три плюс сорок шесть будет сто двадцать девять, к этому добавить двадцать семь…
— Захолустная принцесса из потребительской кооперации.
Я услышал грохот, приглушенный крик и что-то вроде быстрого пошлепывания по тесту. На пороге магазина появился партизан, весь обсыпанный мукой. Отряхнувшись, как собака после купания, он долго стоял в задумчивости, беспомощно вперив взгляд куда-то вдаль. Потом рубанул протезом по ставням магазина и вышел на середину улицы.
Я был уверен, что он пойдет своей дорогой, но он, видимо, меня заметил, так как внезапно свернул в густую тень дерева.
— Вы слышали? — многозначительно спросил он.
Я промолчал.
— Вы должны были слышать.
— Все у меня болит, я едва ноги волочу, — тихо сказал я.
— Вы думаете, она зачем сюда приехала? Подцепить карася. Муж ее бросил, с гимназисточкой удрал, по сей день развода еще нет. А вы поглядите, какая фанаберия. Что ни вечер — по всем соседним поселкам и усадьбам носится, ищет случая. Сидит всегда одна, да еще с таким видом, что простой поляк к ней не подступись. Дежурит. Счастья ждет.
— Мне уже пора идти. Извините.
— Куда вас снова несет, уважаемый? Вы только что, да еще с посторонней помощью, вернулись из далекого путешествия.
Я смотрел на свои босые студни, погруженные в песок, горячий, как неостывший пепел. Неподалеку, на середке зыбкой колеи металась стайка воробьев. Монастырский колокол умолк, но эхо его ударов все еще блуждало в дубраве на той стороне реки.