— О чем задумался? — поинтересовалась я у замершего перед монументом Эрриана.
— Пытаюсь понять, что здесь делает памятник Томонирэлю Кровавому?
— Кому? — удивилась я.
А потом выяснилось, что биография Томонирэля, записанная светлыми, совпадает с версией темных только датами рождения и смерти досточтимого эльфа. В том, что это не два разных Томонирэля, а один и тот же тип, я отчего-то не сомневалась. Со слов Эрриана выходило, что заносчивый остроухий жаждал власти и богатств, но, будучи третьим сыном в семье захудалого рода, не мог рассчитывать в родной империи ни на то, ни на другое. Зато он был хитер, талантлив и умен. В общем, типичный темный, шпионом которых он и служил в империи светлых. А затем вернулся и стал правой рукой темного владыки, правившего в ту пору. Томонирэль подавил несколько восстаний, утопив бунтарей в крови. Словом, на родине Эрриана его уважали.
— Знаешь, мне кажется, что сей монумент оказался тут потому, что у нашего бургомистра — непомерная гордыня, а скульптор и историк очень хотели денег. Оттого автор памятника закрыл глаза на нетипичную для эльфа внешность, а летописец — просто закрыл глаза и не стал читать древний свиток до конца, а сам придумал биографию для типа с вполне подходящим под заказчика именем.
Я осеклась, поймав на себе внимательный взгляд синих глаз. Лунный смотрел неотрывно на мои губы. И, сдается, думал совершенно не о памятнике. Сильные чуткие пальцы невесомо коснулись моей скулы, я сглотнула, чувствуя, как по спине пробежал холодок. Внутри сладко екнуло, нахлынули воспоминания: мы вдвоем в темноте моего дома, и его руки на моем теле, его горячее дыхание у меня на шее.
— Магда… Ты напоминаешь мне Хеллвиль. Загадочная, непостижимая и немножко сумасшедшая. И что удивительно, я тоже не прочь сойти с ума. Здесь, вместе с тобой.
Я поспешно приложила свой палец к его губам, заставляя замолчать.
— Не стоит произносить такое вслух. Эйта всегда рядом.
— Ты ее боишься?
— Я ее знаю. Хорошо знаю. И именно поэтому говорю: не стоит. Помнишь, что я рассказывала тебе о сумасшествии? Ему нужно поддаться. Но не сдаться. Каждому поцелованному безумием суждено провалиться в лабиринты. Но чтобы найти из них выход — нужно знать, ради чего ты должен выбраться оттуда. И тогда ты вернешься. Только так, и никак иначе.
При этих словах грудь опалила печать. Клятва, данная рыжей. Сейчас я ее практически нарушила, пытаясь объяснить темному, как пройти по тонкой грани сознания.
— Что с тобой? — Он подхватил меня, не дав упасть.
Последнее, что я помню, это грохот, с которым о наледь мостовой ударился котел. А потом меня накрыла тьма.