— «Надо соблюдать приличия!» — с горечью сказала она. — Сколько раз ты повторял мне эти слова, любимый… И мы геройски соблюдали приличия… Ну, а теперь? Теперь речь идёт не о приличиях, а о наших последних, коротких минутах…
И глухим шёпотом добавила:
— Оставь же! Мы вот-вот умрём, а ты стоишь навытяжку перед призраком!
Губернатор вынул платок, склонился к жене и ловким, ласковым движением отёр окровавленную щеку. Потом посмотрел на подполковника с печальной решимостью, но без укора. Мне казалось, что я прочитал в его взгляде: «Обнимите же эту несчастную… Я уже не способен страдать…» А тот, потрясённый, казалось, так же беззвучно отвечал: «Нет, не могу. Я слишком уважаю вас. Простите». Мне чудилось, что передо мной Тристан и король Марк. Я никогда не был свидетелем такой патетической сцены. Ни звука, кроме воя ветра и неясного бормотания — молитвы пилота; а в иллюминатор видно было только свинцово-серое небо, вереницы клочковатых, белесых облаков, а если глянуть вниз — жёлтые, всё прибывающие волны.
Потом на мгновение ветер стих, и женщине, цеплявшейся за мундир офицера, удалось приподняться. С каким-то отчаянным вызовом она поцеловала его прямо в губы. Он ещё несколько секунд пытался сопротивляться, но потом, уступив то ли жалости, то ли страсти, отвёл наконец глаза от своего начальника и с жаром ответил на её поцелуй. Губернатор побледнел ещё больше, откинулся на спинку кресла и, казалось, потерял сознание. Инстинктивное чувство стыдливости побудило меня закрыть глаза.
Сколько времени прошло таким образом? Не знаю. Достоверно я помню лишь одно: спустя несколько минут, а может быть часов, мне послышался в грохоте бури шум мотора. Неужели это галлюцинация? Я напряг слух и огляделся. Мои спутники тоже прислушивались. Подполковник и Жизель уже стояли поодаль друг от друга. Она сделала шаг к мужу, который приник к иллюминатору. Пилот, поднявшись с колен, шёпотом спросил Буссара:
— Слышите, господин губернатор?
— Слышу. Это самолёт?
— Пожалуй, нет, не похоже, — сказал пилот. — Это шум мотора, но более слабый.
— Так что же это? — спросил подполковник. — Я ничего не вижу.
— Может быть, дозорное судно?
— Как они могли узнать, что мы здесь?
— Не знаю, господин подполковник, но шум всё слышнее. Они приближаются. Шум идёт с востока, стало быть — со стороны берега… Глядите, господин подполковник, там серая точка, там — на волнах! Так и есть, это катер!
И он истерически расхохотался.
— Господи! — выдохнула Жизель, сделав ещё один шаг к мужу.
Прильнув лицом к иллюминатору, я теперь совершенно явственно различал катер, направлявшийся к нам. С трудом преодолевая бушующую стихию, он то и дело исчезал среди вздымающихся волн, но всё-таки неуклонно двигался к островку. Четверть часа понадобилось морякам, чтобы добраться до нас, и это время показалось нам вечностью. Наконец, приблизившись, они зацепились багром за пальму, но им далеко не сразу удалось переправить нас на корабль. Самолёт содрогался под порывами ветра, поэтому каждое движение было чревато опасностью. Да и катер швыряло на волнах, точно щепку. Наконец лётчик сумел открыть дверцу кабины и выкинуть верёвочную лестницу, конец которой подхватили матросы. Я и по сей день не пойму, как это нам всем пятерым посчастливилось переправиться на катер и никто не свалился в море.