Разбивка парка ещё не была завершена, но уже можно было угадать общий рисунок цветника. В местах, к которым архитектор желал привлечь взгляды гуляющих, стояли прекрасные статуи. Посредине продолговатого бассейна на искусственном островке из железобетона рабочие возводили романтическую колоннаду. Хозяева и гости вступили в длинную каштановую аллею. Она обрывалась у группы маленьких строений в стиле перигорских ферм, крытых старой черепицей.
— А я и не знала, что здесь деревня, — заметила Валентина.
— Это вовсе не деревня, — смеясь, пояснила госпожа Бернен, — здесь живут слуги. Адольф надумал поселить их в отдельных домиках. Правда, мило? Это сыграет мне на руку… в будущем, конечно… Среди нашей прислуги есть несколько супружеских пар — люди очень преданные, и я хотела бы удержать их у себя, даже когда овдовею… Ну так вот, Адольф откажет каждой семье домик, в котором она живёт, оговорив в особом пункте, что право на владение аннулируется в случае, если слуга от меня уходит… Таким образом, мои люди не только будут связаны со мной, но и частично вознаграждены за свой труд, причём мне это не будет стоить ни гроша. Так что я могу ни о чём не беспокоиться. Всё это, конечно, тоже не считая доли в наследстве… И дети Адольфа ни к чему не смогут придраться.
— Вы уверены, мадам? Разве это по закону? — спросил Гастон Ромильи.
— Ах, господин Ромильи, вы не знаете Адольфа… Он несколько часов кряду просидел со своим адвокатом, изыскивая наилучшую форму для завещания. Вы и представить себе не можете, как он внимателен ко мне, несмотря на свои медвежьи манеры. Правда, Адольф?
Она взяла старика под руку, и тот что-то нежно проворчал. Прогулка затянулась, потому что гостей заставили осмотреть и образцовую молочную ферму, и птичий двор, где кудахтали сотни белоснежных кур какой-то особенно редкой породы. Когда супруги Ромильи наконец очутились одни в своей машине, Валентина спросила:
— Как тебе понравилась эта пара, Гастон?
— Бернен мне понравился, — ответил муж. — Он грубоват, самодоволен, но, думаю, в глубине души он добрый малый… А она какая-то чудачка…
— Чудачка? — переспросила Валентина. — По-моему, она просто дрянь… На каждом слове — завещание да завещание… «Когда я овдовею… надеюсь, конечно, не скоро…» Обсуждать в присутствии этого бедняги всё, что случится после его смерти! Я просто места себе не находила, не знала, что сказать…
Они долго молчали, а машина мчалась через окутанные мглой луга и заросшие тополями долины. Га-стон, сидевший за рулём, не спускал глаз с дороги, на которую то и дело выбегали дети, возвращавшиеся из школы. Наконец он сказал: