Всё это и заставило меня, уйти на окраину города, где я практически собственноручно сваял себе хижину, из разобранных остатков десяти других. И залёг туда, как в берлогу спать. Проснулся я уже ночью и оттого, что кто-то настойчиво в меня тыкался чем-то очень мягким и одновременно упругим. Нет, не надо думать ничего плохого. Тыкались мне этим в грудь и сразу двумя штуками.
В испуге схватив руками непонятное оружие, я обнаружил, что держу действительно оружие, но женское, а именно грудь Нбенге, которая в темноте испуганно смотрела на меня глазами, из которых я видел одни только белки. Ну может, она смотрела на меня и не испуганно, а сладострастно, тут уж в темноте не разглядишь, поэтому приходится ориентироваться на догадки.
Оказывается она ночью, очень испугалась и подождав когда я усну, велела двум воинам, что охраняли мой сон, пропустить её, объяснив им, что я приказал её привести к себе, чтобы она охраняла меня от злых духов этого города, что могли напасть на меня ночью.
Так как все знали, что я не равнодушен к Нбенге, и она к тому же, частенько спала в моей хижине, её пропустили, а увидев, что я дрыхну без задних ног, и без передних тоже, она сразу решила воспользоваться неожиданной оказией и прилегла на мне, прижавшись своей грудью, что усиленно отращивала последние месяцы. Видно вычислила мой любимый размер, а может её природа сама по себе наградила красивой формой груди, а может это была компенсация за все мои тяготы и лишения суровой африканской жизни, в общем…
И скупая мужская слеза побежала по моим чёрным щёкам от переизбытка чувств, да и ветер донёс до меня невыносимую вонь, от моих не сильно чистоплотных воинов, что охраняли мой покой перед хижиной. Повод воспользоваться невинностью, так усиленно домогавшейся до меня девушки был.
Взятие города, победа над суданцами, рана на груди, острые кончики грудей, что словно издеваясь над моей мужской сущностью, вызывающе торчали уставившись в мои глаза.
Мы видели друг друга. Я и её грудь. Вот и встретились два одиночества, точнее четыре если уж считать количество глаз и грудей. Короче, я не выдержал испытания и заключил её в свои объятия наградив самым ценным, что у меня было — моей любовью.
Любовь у меня была многоразовой и очень насыщенной. И Нбенге, в полной мере ощутила её настойчивость и безапелляционность. Но она сама хотела такого шага и думаю осталась довольной, если не сказать больше.
В чём я смог убедиться поздним утром, когда проснулся от великих трудов и в прямом и в переносном смысле. Нбенге сияла, и надела на грудь, красивую побрякушку сделанную местными мастерами из ракушек, бусин и ещё какой-то хрени, что я ей как-то подарил. Теперь этот подарок, гордо раскачивался между её стоячих грудей и подпрыгивал при ходьбе так же радостно, как и соседки по бокам.