На очереди была голова. Своя, круглая и лысая, почему-то не нравилась. Да потому и не нравилась, что круглая и лысая. К тому же, если уж менять — то менять всё. Свободных голов обнаружилось несколько. Голова лисы, голова медвежонка (забраковал сразу, вспомнив как зло отшвырнул его, случайно попавшего на пути, надменный Топотун), голова какой-то клювастой птицы и даже незаконченная клоунская со злыми глазами и крючковатым носом. Видимо, хозяин, планировал сделать несколько таких кукол, но до конца довёл только Эота Линга. Ну что ж, пусть будет клоунская, не самый плохой выбор, не со звериной же всю жизнь мыкаться.
И вот на этом этапе всё едва не случилось непоправимое. Когда наш новоявленный мастер взялся новыми руками за свой отполированный глазастый шар и решительно сдёрнул его с шеи, он, глядя со стороны на своё тело, что если ему всё же удастся каким-то образом приладить к своему телу новую голову, то получится в итоге совершенно другое существо. И это будет уже не он! Потому что голова, как оказалось, это и есть он сам. И будь он сделан не из дерева, то покрылся бы, наверное, холодным потом от ужаса, сообразив, что по глупости едва не обрёк себя на бесконечную неподвижность в виде отдельно лежащей бестолковой головы и слепо бродящего по двору безголового тела. Какое счастье, что он не успел разжать руки! С величайшей осторожностью вернув голову на место, он для пущей верности ещё и пристукнул по затылку, чтобы покрепче утвердить её на шее.
В общем, усовершенствовать себя полностью не получилось. Но с лицом всё равно нужно было что-то делать, потому что лица как такового у него не имелось. Разглядывать своё отражение в треснувшем зеркале было неприятно. Вот этот рот — разве это рот? Небрежная кривая загогулина открываться не хотела, говорить не говорила, а только глухо мычала. Рука сама потянулась к обломку ржавой ножовки…
Утром неаккуратно пропиленный чуть наискось (ну не было у него навыков) рот сумел отплеваться от опилок и произнести первые более-менее внятные звуки.
— Ур-р… Джур-р… Хр-р-р…
Зеркало всё равно не радовало. Сколько ни всматривался, как ни вертел головой — урод остался уродом. Протянувшийся от уха до уха рот, казалось, не улыбался, а злобно скалился. Но особенно раздражали нелепые пуговицы вместо глаз. Эх! От удара деревянным кулаком зеркало разлетелось на множество осколков, а кружка с порошком упала с верстака, едва не вывалив остатки содержимого на пол. Успокоения душе это не принесло, зато чуть позже, после нескольких часов тягостных раздумий, одарило новой идеей.