Она придвинулась ближе, по-детски ткнулась носом в плечо Елены. Нос и всё лицо её были такие холодные…
Коцюба непроизвольно дёрнулась в сторону. Вероника замерла растерянно. И поняла… Быстро села скорчившись, подтянув колени к подбородку, обхватила руками ноги.
– Извини! Извини, я забыла, что со мной. Сегодня было так хорошо, совсем из головы вылетело… – голос её сорвался на всхлип. И, уткнувшись лицом в колени, она зарыдала.
Елена почувствовала, как щёки начинают гореть от стыда. Чёрт бы побрал тот сон!
– Ника, ты что? Ну успокойся, всё нормально…
Она попыталась обнять подругу за плечи, но та быстро отстранилась. Затем и вовсе вскочила на ноги.
– Не надо! Сейчас пройдёт… Не обращай внимания.
Развернулась, подхватила на ходу сарафан и побежала к террасе. А Елена смотрела ей вслед, и не знала, что делать. Обрушившийся на них кошмар только притворялся отодвинувшимся и потускневшим. Он лишь размахивался, чтобы ударить с новой силой.
Будить Медведеву после бессонной ночи было, разумеется, свинством. Но она сама же сказала: «Если что-то понадобится, заходи, не стесняйся». А Елене нужны были ответы на вопросы, позарез необходимы! Спрятать голову в песок, словно страус, не получилось.
Ярослава лежала с открытыми глазами. Если и спала до этого, то проснулась, как только открылась дверь.
– К тебе можно? – Коцюба осторожно заглянула в комнату. – Не спишь?
– Как видишь. Заходи, присаживайся.
Эта спальня была почти такая же, как и та, в которой провела ночь Елена. Только цвет обоёв оливковый, а не бежевый, да в придачу к спальному гарнитуру – полка со старинными, ещё бумажными книгами. И картина над тумбочкой была иной. На этой бушевал шторм, волны с яростью разбивались о мрачный скалистый берег, грозились потопить утлые судёнышки. Низкие свинцово-серые тучи, подсвечиваемые далёкими молниями, закрывали небо. А между морем и небом летела белоснежная чайка…
– Что-то хочешь спросить? – поторопила её хозяйка.
– Да. Мне кажется, что мы вчера не договорили. Ты не сказала, что сама обо всём этом думаешь: о наших воспоминаниях, о болезни Ники. Ты даже не объяснила, почему не сообщила в медслужбу. А ты ведь не сообщила, правильно? И Нику убедила этого не делать. А если это единственная надежда для неё? Я уже не говорю, что утаивая неизвестную болезнь, мы совершаем преступление.
– Ясно, – Медведева вылезла из-под одеяла. – Серьёзный разговор предстоит, не пристало его в таком неглиже вести. Я переоденусь, не возражаешь?
Не дожидаясь ответа, она сбросила ночную рубашку, надела аккуратно повешенные на тремпель блузку и юбку. С сомнением окинула взглядом незаправленную постель, повернулась к Елене: