Часы пробили одиннадцать. Рино все еще сидел у Тор-кила Брюна, акушера, который когда-то принял роды у матери Эвена Харстада, а сейчас, не отрываясь, смотрел на огонь в камине. Врач только что нарушил врачебную тайну, и его чувство самоуважения серьезно пошатнулось.
– Такие секреты хранятся надежнее, чем просто врачебная тайна, – Брюн строго взглянул на инспектора, словно говоря, что он должен разделить с ним угрызения совести.
– А Эвен знает об этом?
– Не думаю, – Торкил сменил позу и сразу показался более приземленным. – Но я уже давно не удивляюсь, что могут выяснить люди. Мне часто сообщают такие вещи, которые, как я думал, никогда не покинут больничные стены. Но слабые звенья есть везде.
– Сестры? – поинтересовался Рино.
– Это вы сказали, не я. Может, и они. Те, кто прикасается к тайне – акушеры, хирурги, – серьезнее относятся к ее соблюдению. А сестры немного отстранены от процесса, не говоря уж о секретарях, бухгалтерии и прочих бумажных червях. Для того, чтобы врачебная тайна соблюдалась, все должны уважать ее одинаково.
Пальцы старого врача подрагивали. Он уже во второй или третий раз подносил ко рту пустую чашку. И проповедь о морали он сейчас произнес, прежде всего чтобы укрепить свое собственное ощущение справедливости.
– Я до сих пор не уверен, стоило ли мне все вам рассказывать.
– То, что вы сделали, не только правильно, но и очень полезно, – я это знаю. И вы в этом убедитесь! – Рино действительно так считал, а не просто хотел поддержать старика. – Его сводная сестра…
– Да?
– Вы помните, как ее зовут?
– Ингеборг, как-то так… – Брюн жестом показал, что подобные сведения слишком незначительны, чтобы обращать на них внимание. – Она когда-то там тоже жила, но что-то подсказывает мне, что ей повезло вовремя уехать. Кстати, именно она является формальной владелицей дома, насколько я знаю.
Рино решил не продолжать расспросы, понимая, что Брюну нужно успокоить собственную совесть. К тому же он был потрясен рассказом старого врача.
Во время заседания следственной группы Никласа трясло. Рассказывая историю Эдмунда и Андреа, ему приходилось останавливаться и переводить дух. Когда Никлас, наконец, дошел до самой сути – визита к Хайди, пот градом стекал по лбу. Хотя слушатели, несомненно, были удивлены и захвачены его рассказом, он заметил, как они переглядывались. Им не понравилось, что он действовал в одиночку и не поделился своими открытиями раньше.
– Ты поверил тому, что говорили твои рассказчики? – нарушил тишину Бё.
Поверил ли он? Мог ли он с уверенностью утверждать, что Лилли Марие рассказала ему полную и чистую правду? А Хайди? Физически она действительно была ущербной, как и говорили окружащие, но, общаясь с ней, Никлас чувствовал, что она не так проста, как принято считать.