Через пять минут один из полицейских отправился за Бродягой. Они продолжали раскапывать, постепенно из земли проступил скелет – он как будто сидел на корточках. Словно тот, кто оставил ее здесь, решил не тратить силы и время на большую могилу, вырыл яму и втиснул ее туда. Подобная жестокость доказывала то, в чем был абсолютно уверен Бродяга – его сестру убили.
– Версия подтверждается, – сказал второй следователь, наклонившись над останками. – Конечно, я не специалист, но, если я не ошибаюсь, здесь перелом черепа.
Со своего места Никлас не мог разглядеть ничего, кроме спины следователя. Но он почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Кто-то размозжил череп четырнадцатилетней девочки, обожаемой младшей сестры убитого горем семейства. Исчезновение, которое не забыли только благодаря тому, что старший брат сделал целью своей жизни отыскать ее.
Они копали с еще большей осторожностью, потому что стало ясно, что произошло преступление. Скоро появился весь скелет вместе с двумя кусками одежды.
– Юбка. Клетчатая, насколько я понимаю, – следователь осторожно поднял увязшую в грязи тряпку. – Я думаю, она была темной, может быть, коричневой или темно-зеленой. По поводу верха я не уверен. Вязаный свитер, светлее, чем юбка.
Никлас попытался отвлечься. Лилли Марие еще не закончила историю об Андреа и Эдмунде, но эти кости были доказательством того, что она завершится трагически. Скоро они отсоединили свитер от костей и положили его рядом с юбкой и остатками того, что когда-то было ботинком. Кости они не трогали. Брокс дал указание подождать. Сначала нужно было дать Бродяге по-настоящему попрощаться.
Примерно через час подъехала полицейская машина, из нее вышел Бродяга. Он немного постоял, уставившись на мужчин на побережье, потом захлопнул дверь. Каждый день на протяжении двадцати пяти лет он впивался лопатой в землю, твердо уверенный в том, что однажды найдет останки своей пропавшей сестры. И вот этот час настал. Он двинулся навстречу мужчинам, сначала очень уверенно, потом медленнее, как будто сомневаясь. Добравшись до насыпи, он тщательно выбирал место, куда поставить ногу, как будто, ошибившись, мог лишить себя возможности увидеть сестру. Никлас понял, что он оттягивал момент. Человек, который всю жизнь провел, копаясь в болоте, мог пройти по этой грязи вслепую. Он остановился метрах в десяти от ямы. Под коленями старых брюк были мокрые пятна, к сапогам прилипли комья засохшей земли. Свитер, тот самый, который Никлас видел на спинке стула, до локтей был испачкан в грязи. Никлас понял почему. Он копал землю голыми руками. Конрад сделал последние шаги – не сводя глаз с ямы и не меняясь в лице. Казалось, он не видит людей вокруг, здесь и сейчас были только двое – он и его сестра. Именно так он всегда представлял себе их встречу. Казалось, он сломался под тяжестью момента, плечи поникли, голова опустилась, у него не было сил держать ее прямо. Потом он упал на колени. Напряжение двадцатипятилетней работы спало, и теперь ноги его ослабели. Он опустил руки в яму, казалось, он держит в руках невидимый мяч. Никлас понял, что он прикасается к ее лицу, гладит грубыми пальцами ее нежную кожу.