Фессенден сперва сухо кивнул мне, затем, подражая Мессинджеру, решил улыбнуться и помахать своим экземпляром отчета. Это была ошибка – радушие и сердечность явно не входили в его привычки. Рюб ногой пододвинул ему свой стул, а себе и Мессинджеру взял от стенки два складных. Когда все уселись полукругом перед столом, Эстергази тоже сел со словами:
– Таков теперь совет, Сай, в полном своем составе. Плюс еще сенатор – он сегодня проталкивает в конгрессе какой-то законопроект и потому прийти не смог. И еще профессор Баттс, которого вы, возможно, помните: профессор биологии из Чикагского университета. Но у Баттса совещательный статус без права голоса, и он присутствует, только когда нам требуется его суждение как специалиста. Старый совет был слишком многолюден – так гораздо практичнее. Джек, вы не могли бы ввести Сая в курс дела?
Мессинджер повернулся ко мне, улыбаясь легко и непринужденно; Фессенден неотрывно следил за ним, и мне показалось, что личный представитель президента завидует Мессинджеру.
– Ну что ж, мистер Морли. Или вы разрешите называть вас по имени?
– Конечно.
– Договорились. А вы зовите меня Джек. Так вот, Сай, мы тут тоже не сидели сложа руки. Пока вас не было, мы занимались тем же, что и вы: изучали персону мистера Эндрю Кармоди, хоть и не в такой непосредственной близости. Я сидел в Вашингтоне с прикомандированной секретаршей. Очень толковой, хотя вы, – ухмылка в сторону Эстергази, – могли бы выбрать и поинтереснее. Нам было так уютно вдвоем в подвалах Национального архива – мы рылись там в документах, относящихся к обоим срокам правления президента Кливленда. А остальные, кто входил в мою группу, основательно покопались в других отделах архива. И выяснили, что Кармоди действительно стал советником Кливленда, одним из многих, несколько лет спустя после вашего, Сай, «путешествия». К политике Кармоди обратился весной 1882 года, когда Кливленд был губернатором штата Нью-Йорк. Из некоторых записок, из протоколов совещаний и упоминаний о Кармоди в двух письмах Кливленда я узнал, что в период первого его президентства они уже были в дружеских отношениях.
Как и почему они сдружились, я не знаю. Никаких объяснений этому мы не нашли, да и что тут можно найти. Насколько я могу судить, влияния на Кливленда он в то время не имел никакого. Но Кармоди – а в действительности Пикеринг, как нам теперь известно, – всячески подогревал эту дружбу, и в девяностые годы, в период второго президентства Кливленда, она достигла своей наивысшей точки. Из документов, найденных нами в архивах, явствует, что Кливленд иногда прислушивался к мнению Кармоди – естественно, что он повсюду значится как Кармоди, так что и мы будем называть его этим именем. Влияние его никогда не было значительным и не выходило за рамки второстепенных вопросов, за исключением одного-единственного случая, зато в отношении этого случая не остается даже тени сомнения.