— На составление счета, как видите, я потратил двадцать семь минут. Сегодня рабочий день: ни небо, ни ветер мне не уплатят. А деньги — это рабочее время, как я помню из Карла Каутского.
Деньги хозяину были выданы, но он не поднялся из-за стола. О чем-то думая, долго потрескивал новенькими марками. Татьяне показалось, он недоволен платой. Да ведь и они с Васей хотели положить под скатерть триста марок, Пауль со всей своей педантичностью насчитал только сто восемьдесят.
«Недоволен, конечно», — решила Татьяна и спросила: — О чем вы задумались?
Он встряхнулся, точно на него неожиданно высыпали корзину мякины.
— То, о чем думаю, — при мне.
— Почему не высказать? — донимала Татьяна, роясь в сумке, откладывая еще сто двадцать марок.
— Вашему жениху не понравятся мои думы… Впрочем, это пустяки… Так себе… бытовые явления, — торопливо закончил Пауль.
Татьяна незаметно мигнула Васе, я он, стремительно поднявшись, шагнул к двери, произнеся:
— Посмотрю, готова ли машина.
Когда он вышел, Татьяна несколько минут смотрела на пальцы своих рук, одновременно подыскивая слова, затем, сделав наивное лицо, обратилась к Паулю:
— Скажите мне про бытовые явления. Я художник, и мне это очень нужно.
— Мои «бытовые явления» не для художника, — отрезал Пауль.
Татьяна прикусила, нижнюю губу, затем качнулась к хозяину и прошептала:
— Ну, как человеку, скажите.
Он склонился над столом и начал старательно, аккуратно скручивать и раскручивать бумагу-счет и потом еле слышно произнес:
— Я уверен, скоро кое-кому будет чирк, — и ногтем большого пальца провел по горлу.
«Кому «чирк»? Что за «чирк»?» — мысленно произнесла Татьяна и снова задала прямой вопрос, рискуя отпугнуть собеседника:
— А вы Адольфа любите?
Пауль уставился в окно, криво усмехаясь, ответил:
— Зачем его любить? Он не девушка…
Татьяна чуть не вскрикнула, сдержалась и уже серьезно спросила:
— А что народ говорит?
— Народ? Народ разный. Одних головой в ржавчину окунули — эти орут. А другие? Другие ныне говорят только глазами.
Он поглядел на нее. До этого его глаза походили на глаза овцы — тихие, смиренные, с постоянным испугом, тут они горели ненавистью и обвинением.
Татьяна отшатнулась даже.
— Вы на меня так смотрите?
— Нет. Дальше. Вы что? Вы невеста — еще не знаете жизни… и не знаете того, как иногда за шелковым полотном скрывается мокрица.
«Вот это и есть дипломатический язык народа», — решила Татьяна и, отблагодарив хозяина, вышла во двор. А когда автомобиль выкатился на улицу, она, повернувшись к Васе, произнесла:
— Ну и ну!
Вася, поняв ее восклицание по-своему, энергично махнув рукой в сторону, произнес: