Вернон осторожно взял в руки тяжелый фолиант и с опаской приподнял кожаную обложку.
***
Вернон Дурсль, начитавшийся о хитросплетениях законов и прецедентного права до желания плеваться кипятком, решил переключиться на другие вопросы, не вызывающие такого негатива. А именно, кто и зачем их расколдовал. Тот, кто заколдовывал, или другой? Или спало само по себе, как с племянника? Собственно, что с ними вообще произошло? Ведь изменилось не только их отношение к племяннику, но и самочувствие… улучшилось.
Гарри в своей комнате аккуратно выводил в тетрадке все новые и новые вопросы.
Почему я счел Дамблдора своим спасителем, ведь письмо было стандартным приглашением и пришло бы в любом случае?
Или мне в тот момент было так плохо, или, — он вспомнил свою реакцию на книжный магазин, — это были какие-то чары. В каждом письме?! Нереально! Но я ведь их даже в руки не брал… Да сами совы и не давали!
…Почему, если всем до меня было дело, как до героя, никто даже не спросил ни об одежде, ни о том, почему у меня самые дешевые школьные принадлежности? Ведь в первые дни меня со всех сторон рассматривали, неужто этого не рассмотрели? В школах-интернатах, как я теперь точно знаю, полагается заботиться о школьниках. И что тогда с Хогвартсом не так? Или со мной?
… Всех сирот кто-то опекает, а меня кто? Дурсли? Сейчас-то да, но раньше?
Он нарисовал кривенький прямоугольник и вписал в него «Статут секретности», провел от него две стрелочки, одна из которых заканчивалась «Хагрид!», а вторая — «Совы!», подпер щеку кулаком и снова задумался. Получалось что-то совершенно дикое: те или тот, кто посылал их к нему, плевал на Статут… Мда.
Но вот он втянул воздух, округлил глаза и снова закорябал пером (надо привыкать, в конце концов) по странице.
…Почему директор школы Великий Волшебник Дамблдор не почувствовал у себя под носом одержимого Квиррелла? Не мог? Или… — Гарри долго думал и едва не поставил дальше просто кляксу, но все же дописал, — …не хотел?
Пока Гарри упражнялся в чистописании, старшие Дурсли обсуждали сложившуюся ситуацию. Сказать, что она им не нравилась — это ничего не сказать. Но бежать было некуда, а для эмиграции они еще определенно не созрели, хотя и такую мысль Вернон все же высказал. Вообще-то он больше всего беспокоился о собственном сыне. Ну, и о жене, конечно. Равно как и Петунья переживала за них обоих. Но и судьба бедного сироты-племянника теперь казалась им также небезразличной… Да и положительные моменты вроде тоже были…
А их сын начал вести себя удивительно тихо: он наконец тоже начал читать. Майн Рида и Фенимора Купера… Остальные это заметили не сразу, а потом оказалось поздно.