— Сама не знаю, — ответила она. — В цирке у меня всегда глаза на мокром месте.
— Почему?
— Все так печально, жалко, убого. И в то же время красиво.
— Даже здесь?
— Да. Ты же видел, Юнн и Хейди смотрели как зачарованные.
— Но не Ванья, — сказал я с улыбкой. И Линда улыбнулась в ответ.
— А что я? — тут же спросила Ванья, повернувшись к нам. — Папа, ты что сказал?
— Я сказал, что ты все представление думала только об игрушке, которую увидела в автомате у входа.
Ванья улыбнулась, как она всегда улыбается, когда мы обсуждаем ее поступки. Удовлетворенно, но ретиво, готовая на большее.
— А что я делала? — спросила она.
— Щипала меня за руку, — ответил я, — и говорила, что хочешь поскорее пойти туда и вытащить билетик.
— А зачем?
— Откуда же я знаю? Но ты очень хотела игрушку.
— И мы сейчас туда пойдем?
— Да, автомат внизу, — сказал я и показал на асфальтовую дорожку, она вела к аттракционам, почти скрытым деревьями.
— Хейди тоже пойдет? — спросила она.
— Если захочет, — ответила Линда.
— Она хочет, — сказала Ванья и наклонилась к Хейди, ехавшей в коляске. — Ты хочешь, Хейди?
— Да, — сказала Хейди.
Мы накупили билетов на девяносто крон, пока наконец обе они не получили по плюшевой мыши. Солнце жгло небо над нами, воздух в лесу стоял неподвижно, весь мыслимый скрип и скрежет аттракционов мешался с диско восьмидесятых, разносившимся из всех павильонов. Ванья хотела сахарную вату, поэтому десять минут спустя мы сидели за столом рядом с киоском, окруженные озлобленными, назойливыми осами, на палящем солнце, из-за которого сахар намертво приваривался ко всему, чего касался, то есть к столешнице, спинке коляски, рукам и ладоням, к громогласному недовольству детей: не это они представляли себе при виде крутящейся бобины с нитями сахара в окошке киоска. Кофе оказался горькой бурдой, пить его было невозможно. Маленький чумазый мальчик подъехал к нам на трехколесном велосипеде, уперся колесом в коляску Хейди и выжидательно уставился на нас. Черные волосы, черные глаза, мог оказаться цыганенком, или албанцем, или греком. Ткнувшись колесом в коляску несколько раз, он встал так, чтобы его нельзя было обойти, и стоял, опустив глаза.
— Уезжаем? — спросил я.
— Хейди хотела покататься на лошади, — ответила Линда. — Мы можем покатать ее, прежде чем уезжать?
Пришел кряжистый мужчина с глазами навыкате, тоже черноволосый, подхватил мальчика и велосипед и отнес их на площадку перед киоском, погладил мальчика по голове и вернулся на свое рабочее место, к механическому осьминогу. Тот держал в щупальцах корзины, куда надо садиться, и они поднимались и опускались, одновременно вращаясь. Мальчик теперь разъезжал по площадке у входа, где туда-сюда сновали по-летнему одетые люди.