Я прошел «Американский бар», там было полно народу, пятница, кто-то зашел посидеть после работы, у кого-то разогрев перед настоящим загулом вечером, всем в районе сороковника, у всех красные лоснящиеся лица, все сидели, повесив толстые куртки на спинки стульев, улыбались, пили, а тощие юные парни и девушки в черных фартуках пробирались между ними, принимали заказы, ставили на столы подносы с пивом, забирали пустые кружки. Шум человеческого веселья, — теплое, добродушное гудение, приправленное взрывами хохота, донеслось до меня, когда дверь распахнулась и компания из пяти человек встала на пороге, каждый чем-то занят, кто-то искал в сумке сигареты или помаду, кто-то набрал номер и поднес мобильник к уху, в ожидании ответа оглядывая улицу, кто-то хотел привлечь чье-то внимание, чтобы просто улыбнуться, ничего больше, только дружеская улыбка.
— Такси до Рейерингсгатан, — услышал я за спиной.
Вдоль по улице медленно и печально тянулся поток машин, лица едущих в них освещали уличные лампы, насыщая салоны мистическим свечением, а водители еще синевато мерцали в отсветах приборной панели. В некоторых машинах долбили басы и ударные. На противоположный тротуар вытекал поток посетителей из «НК»; вскоре голос из громкоговорителя начнет объявлять, что через пятнадцать минут универмаг заканчивает свою работу. Пышные меха, мелкие, поскуливающие песики, темные кашемировые пальто, кожаные перчатки, гроздья пакетов с покупками. Один-другой молодежный пуховик, одни-другие джоггеры, пара вязаных шапок. Какая-то женщина бежала, придерживая шапку рукой, и юбка под расстегнутым пальто билась о ее ноги. Куда она так спешит? Картина была почти тревожная, и я обернулся ей вслед. Но ничего не стряслось, она просто свернула на углу к Кунгстрэдгорден. На каких-то решетках у стены сидели три бомжа. Перед одним стояла картонка, на ней тушью было написано, что ему нужны деньги на ночлег. Шапка с несколькими монетками лежала рядом. Двое других выпивали. Я отвернулся, проходя их, у «Академкниги» перешел дорогу и быстро зашагал мимо суровых, как будто бы безликих фасадов, думая о Линде, что она, возможно, злится, возможно, считает, что вечер уже испорчен, и как мне не хочется со всем этим разбираться. Еще один перекресток, прямо мимо дорогущего итальянского ресторана, короткий взгляд на кафе «Глен Миллер», у которого как раз в ту секунду из такси выгружались двое, и дальше к «Налену». Около него был припаркован огромный музыкальный шикарус с прицепом, за ним белый фургон Шведского телевидения. Из него по тротуару расползался толстый пук кабелей, я безуспешно стал было вспоминать, кто там нынче выступает, но уже поднялся на свои три ступеньки, набрал на двери код и вошел в подъезд. Стоило мне шагнуть на лестницу, как этажом выше открылась и хлопнула дверь. По грохоту я догадался, что это русская. Ретироваться в лифт было поздно, я продолжил подъем, и точно, она уже спускалась мне навстречу. Она сделала вид, что не видит меня. Я поздоровался все равно.